Тайна забытого дела

Но Суббота категорически возражал, считая, что, выйдя на волю, Василий запросто найдет лжесвидетелей, которые подтвердят его алиби, и вся система доказательств, построенная следствием, рухнет. Они долго спорили, но общего языка так и не нашли. Чего же ради Суббота явился в воскресенье?

…Часа через два, когда работа в саду была закончена, Суббота отправился в душ, сооруженный из старой железной бочки. Пока он там роскошествовал, Коваль готовил полдник.

Молодого следователя интересовало все. После душа он осмотрел дом, веранду и даже — через открытые окна — заглянул в комнаты — в гостиную и небольшой домашний кабинет подполковника. Коваль улыбнулся: можно было подумать, что следователь явился не в гости к своему коллеге, а на место преступления.

Подполковник вынес на веранду и поставил на стол картошку с селедкой, яичницу, кофе.

От легкого виноградного вина, которое предложил Коваль, Суббота сперва отказался, потом выпил. Выпил немного и подполковник. Пошел разговор, из которого можно было сделать вывод, что сближение этих разных людей, наметившееся во время совместной работы, вроде бы продолжается. В какие-то минуты казалось Ковалю, что оно может даже перерасти во взаимную симпатию. Но уже за кофе подполковник заметил, что Суббота как-то уходит от охватившей его непосредственности и словно вползает обратно в свою скорлупу.

Сначала появилась на его лице некая озабоченность, потом, облачившись после душа в костюм, Суббота по-новому ощутил босые ноги и почел за благо снова поместить их в мокасины. И наконец на лице его появилось обычное холодноватое выражение, свойственное строгому, деловому человеку.

— Не пора ли вернуться к нашим делам? — предложил Коваль, помогая следователю начать трудный разговор.

— Невзирая на выходной? — улыбнулся гость.

— Выходной у нас с вамп будет после окончания следствия.

— Я тоже думаю, Дмитрий Иванович, что разговор по делу мы не закончили…

— Вот и продолжим.

— Я не могу согласиться с тем, что вы разрушаете все мои построения. И исключительно с негативных позиций.

— «Разрушать» можно только с негативных. С позитивных — строят. Боюсь, Валентин Николаевич, что реальная действительность ваши выводы пересмотрит более основательно, чем я, — Коваль нахмурился. — Разрешите мне вспомнить о трех китах, на которых держится предварительное следствие: всесторонний подход, доскональность, объективность. А у вас? Где доследование всех возможных обстоятельств и предположений? Вы ухватились за одну-единственную версию: убийца — Василий Гущак.

— Дмитрий Иванович, других версий быть не может! Мы уже говорили об этом. Это элементарно!

— Иногда не мешает вспомнить и элементарные правила. Именно потому мы их и нарушаем, что считаем хорошо известными.

— Человеку свойственно выбирать кратчайший путь.

— Согласен. Но торопливость, Валентин Николаевич, недопустима. Очень соблазнительно сказать себе: вот преступление, а вот и преступник, подобрать к этой гипотезе факты, что-то отбросить, что-то подкрепить, нанизывая все, что пригодно для обвинительного заключения, на один шампур. И следствие продвигается вперед, и все дальше от… истины, и ближе к конфузу, когда на суде все рассыплется, словно карточный домик.

— Вы хотите обвинить меня в необъективности, Дмитрий Иванович?

— Об объективности немного позже, хорошо?

— Хорошо. Но ваши мысли, Дмитрий Иванович, о давних связях Андрея Гущака, которые, мол, выявились теперь и привели к трагедии, еще дальше от истины. Какие бы ни были когда-то у старика знакомства, они никак не могли сразу возобновиться. Прошло-то уже сорок лет с гаком! Рассеем внимание, растратим силы на установление давних связей убитого, еще год будем возиться. И скорее всего — безрезультатно. Ваши соображения не конструктивны, Дмитрий Иванович!

— Я, Валентин Николаевич, никаких версий не выдвигаю и ничего категорически не отрицаю. Я просто призываю и себя, и вас ко всестороннему расследованию.

Валентину Субботе вспомнилось дело художника Сосновского, когда Коваль поверил в версию, которая сама шла в руки и вывела этого опытного оперативника, а за ним и следователя на ложный путь. «Теперь он стал чрезмерно осторожным, — подумал Суббота, — потерял уверенность в себе и перестраховывается, дует на холодную воду».

— Но здесь все ясно, Дмитрий Иванович. Вскоре лейтенант Андрейко закончит знакомство с окружением молодого Гущака, и у нас появятся дополнительные доказательства. Я, например, убежден, что убийца — Василий Гущак, и потому выпустить его не могу.

Коваль развел руками.

— Но предварительное следствие не решает вопроса о виновности. Тем паче, если Андрейко не найдет доказательства для обвинения, а, скажем, установит алиби подозреваемого.

— Потому и выпустить его боюсь. Чтобы не состряпал себе фальшивое алиби.