Тайна заколдованной крипты

С оперативностью, которая отличала полицию предпослефранковских времен, я явился в названное учебное учреждение, допросил всех, кого считал необходимым допросить, вернулся в участок, распорядился вызвать нескольких осведомителей, в число которых довелось попасть и тебе, доносчик несчастный, и добыл все сведения, какие только можно было добыть. К вечеру, однако, я пришел к выводу, что данному случаю невозможно найти никакого логического объяснения. Как могла девочка ночью встать и открыть запертую на замок дверь спальни, не разбудив при этом ни одной из соучениц? Как выбралась за запертые на замок двери, ведущие в сад (если память мне не изменяет, этих дверей четыре или пять, зависит от того, нужно ли проходить через туалеты на первом этаже)? Как сумела пересечь в темноте весь сад, не оставив ни следа на земле, не сломав ни единого цветка, не разбудив, что еще более странно, ни одного из мастинов, которых монахини каждую ночь, после того как прочтут последнюю молитву, отвязывают и выпускают в сад? Как исхитрилась преодолеть четырехметровый забор, утыканный острыми шипами, или стены той же высоты, усыпанные битым стеклом, поверх которого натянуто еще и несколько рядов колючей проволоки?

— Как?! — спросил я, сгорая от любопытства.

— Загадка, — ответил комиссар, стряхивая пепел прямо на ковер: я уже говорил, что колонну с пепельницей из кабинета давно убрали, а сам доктор Суграньес не курил. — Но дело на том не закончилось, иначе меня бы здесь сейчас не было и я тебе всего этого не рассказывал бы. Я только-только начал расследование, когда мне позвонила мать настоятельница — не та, разумеется, что сидит сейчас в этом кабинете, — комиссар указал пальцем на монахиню, которая за все время его речи не проронила ни звука, — а другая, постарше и, уж простите великодушно, поглупее, — и попросила меня еще раз приехать в школу — ей нужно было срочно со мной поговорить, как она объяснила. Я, кажется, забыл упомянуть, что это произошло на следующее утро после исчезновения девочки. Теперь понятно? Ну так вот. Как я уже говорил, я вскочил в патрульную машину, включил сирену и, грозя из окна кулаком всем, кого видел, умудрился преодолеть расстояние между Виа-Лайетана и Сан-Хервасио меньше чем за полчаса. И это при том, что на Диагонали была огромная пробка.

В кабинете настоятельницы я увидел мужчину и женщину — сразу видно было, что они муж и жена и что денег у них куры не клюют. Они представились родителями пропавшей и тут же приказали мне забыть о расследовании, которое я вел (мать настоятельница повторила приказ в гораздо более резкой форме, хотя ее мнения никто не спрашивал). Я подумал, что похитители запугали родственников девочки: каким-то образом связались с ними и потребовали молчать и не обращаться в полицию. Мне такое поведение кажется неправильным, и я попытался убедить в этом несчастных родителей.

— Вы, — ответил на это отец девочки с таким высокомерием, какое можно было бы оправдать лишь хотя бы отдаленным родством с его превосходительством, — занимайтесь лучше своими делами, а мы со своими проблемами справимся сами.

— В таком случае, — предостерег я, — вам своей девчушки не вернуть.

— Девчушка уже давно дома. Уже вернулась. И вы возвращайтесь к своим занятиям.

Я последовал его совету.

— Можно вопрос, сеньор комиссар? — подал я голос.

— Смотря какой, — недовольно нахмурился тот.

— Сколько лет было девчушке в момент, когда она исчезла?

Комиссар Флорес вопросительно взглянул на монахиню, и она в знак согласия сдвинула брови.

— Четырнадцать.

— Благодарю, сеньор комиссар. Будьте любезны, продолжайте.

— Я думаю, дальнейшее лучше сможет изложить мать настоятельница. Ей я и передаю слово.

Монахиня застрочила как пулемет (я подумал, что все это время она умирала от желания наконец-то получить возможность говорить):

— По моим сведениям — к сожалению, я лично не присутствовала при тех событиях, о которых только что рассказывал сеньор комиссар: я в то время руководила домом для слишком старых и слишком молодых монахинь в провинции Альбасете, — решение родителей девочки прекратить расследование в самом начале, свернуть его, так сказать, натолкнулось на сопротивление тогдашней настоятельницы — женщины большого таланта и с сильным характером, замечу кстати. Настоятельница заботилась не только о судьбе пропавшей ученицы, но и о репутации школы. Однако ее протесты никого не остановили. Родители прибегли к patria potestad[3] и увеличили размер взносов, делавшихся ими ежегодно на Рождество, Пасху и на день святого покровителя монастыря, который, кстати, отмечается на следующей неделе. Так что настоятельница скрепя сердце согласилась и даже потребовала от всех монахинь и учениц хранить полное молчание по поводу случившегося.

— Извините, матушка, перебью, — вмешался я. — Есть один пункт, который я желал бы уточнить. Девочка действительно нашлась или нет?

Монахиня собралась ответить, но в этот время раздался звон колокола.