Тайна замка Роксфорд-Холл

И ведь в любую минуту мне могло явиться новое посещение, еще губительнее по избранному для этого времени, чем последнее. Если бы тот молодой человек явился мне на десять минут позже, я могла бы уже сейчас ехать к хирургу или отправиться в сумасшедший дом. Он выглядел таким мягким, таким безобидным до последнего мгновения, когда вдруг растворился в воздухе. Но было ли случайным совпадением то, что он появился, как раз когда должны были приехать Карстеарзы?.. Открывавшаяся перспектива была слишком ужасной, чтобы встретить ее лицом к лицу в полном одиночестве. Я ушла в свою комнату и принялась писать длинное письмо Аде; я писала не останавливаясь, пока не дописала письмо до конца, тут же запечатала и вверила его почте.

В тот вечер за обедом Софи весьма холодно сообщила мне, что им с мамой удалось скрыть свое волнение от Карстеарзов и сделать вид, будто я страдаю от рецидивов сотрясения после моего падения. Это все, что она мне сказала; все остальное время за обедом Софи и мама обменивались намеренно ничего не значащими репликами, и я вышла из-за стола, как только позволили соображения вежливости, чувствуя, что приговор мне уже вынесен. Так что для меня было невероятным облегчением, когда обратной почтой Ада ответила на мое письмо настоятельным приглашением приехать как можно скорее.

Мне потребовалось собрать всю свою смелость, чтобы попросить у матери разрешения уехать; к счастью, она нисколько не возражала.

— Возможно, так будет лучше всего, — заявила она с величайшей холодностью, — если ты будешь держаться от нас подальше, пока Софи благополучно не выйдет замуж; я напишу туда — убедиться, что смогу тебе доверять настолько, чтобы пригласить тебя на свадьбу, когда придет срок.

Все то время, что я собиралась к отъезду, я дрожала от страха, что у меня отнимут свободу из-за очередного посещения; я — насколько это было возможно — старалась не выходить из своей комнаты до тех пор, пока мой дорожный сундук благополучно не погрузили в двухколесный кеб. Облако страха окутывало меня всю дорогу, пока мы ехали через нищие, убогие кварталы Спиталфилдза и Бетнал-Грина к вокзалу Шордитч-Стейшн. Облако это совершенно рассеялось лишь тогда, когда я увидела на перроне в Чалфорде Джорджа Вудворда. Даже в густой толпе было бы невозможно его не заметить из-за копны жестких оранжевых волос (никакое иное слово не смогло бы более справедливо определить их цвет), которые всегда придавали ему такой вид, будто он только что вышел из-под сильного ветра. Он познакомился с Адой в Лондоне, и они поженились после его очень недолгого ухаживания за ней, когда ему неожиданно предложили приход в Чалфорде.

Пасторский дом в Чалфорде — большой, обветшалый, построенный из серого камня, с садом, окруженным высокой каменной оградой (в приходе, на местном диалекте, этот сад называют «двёр»!), — он показался мне самым очаровательным местом из всех, где я когда-либо бывала.

— Ты бы так не считала, — сказала мне Ада, — если бы приехала к нам в январе, когда вокруг дома завывает восточный ветер, а у стен вырастают снежные сугробы; раньше я считала, что в Лондоне холодные зимы, — пока не приехала сюда.

Но в мягкую июньскую погоду, когда все зеленеет и цветет, Чалфорд был поистине райским садом. Пасторский дом стоял рядом с церковным погостом, окруженный полями и перелесками, вдали от самой деревни: в четырнадцатом веке Старый Чалфорд был поражен «Черной смертью», дома были сожжены, чтобы убить чумную заразу, и новое поселение построили в четверти мили от старого. Население деревни значительно сократилось из-за огораживаний[21] — до чуть более сотни душ; большей частью жители занимались здесь фермерским хозяйством: их отцы, деды и прадеды обрабатывали те же самые акры примерно тем же самым способом. На север и на запад от прихода тянулись фермерские поля, на восток — пастбища, поросшие утесником, и, если идти дальше, ближе к морю — болотистая равнина.

Уже через неделю на мои щеки вернулся румянец, и я стала спать так крепко, что почти не помнила своих сновидений. Каждый день мы с Адой проходили по несколько миль, и я увидела деревню новыми глазами. Каждое поле, каждая дорожка, даже каждая живая изгородь в деревне имели свое имя и свою историю, от Прохода к Гравийному карьеру на западной границе, до Поля Римских известковых печей на восточном краю. Во время одной из наших первых экскурсий я нашла «куриного бога» — плоский камешек с отверстием посредине, что высоко ценится местными жителями как счастливое предзнаменование, и я стала класть его под подушку вроде амулета, предохраняющего от новых посещений.

Хотя не было и намека на то, чтобы Ада — как недоброжелательно предсказывала моя мать — на досуге раскаивалась, я видела, какой изолированной от всех и вся стала ее жизнь. Она страстно мечтала о ребенке, но после года замужества так и не зачала и стала опасаться, что, может быть, бесплодна. А Джорджа, как она мне призналась, все более беспокоили сомнения по поводу его призвания.