Он все ехал и ехал, но навстречу попадались лишь олени, белки и зайцы. Его терзало нехорошее подозрение, что оборванец перехитрил его, а старший конюх терпеть не мог оставаться в дураках. Неужели хитрец переждал в кустах, пока он проедет, и теперь празднует победу в каком-нибудь трактире?
И отчего эдакому проходимцу взбрело в башку проделать неблизкий путь, чтобы избавиться от ребенка? Подкинул бы его под первую же попавшуюся дверь, а то и утопил бы, как кутенка.
В этих размышлениях мрачный, как туча, Гастон возвращался домой. Но все мысли разом вылетели из его головы, когда он выехал из-под тенистого полога леса и увидел вдалеке башни родного замка.
Башни окутывал густой дым.
Черный дым поднимался над Вержи, и черные птицы кружились в небе, точно хлопья пепла. Потрясенный, Гастон пришпорил коня. Когда они промчались через распахнутые ворота, глазам всадника открылась страшная картина.
Да, это была та самая ночь, когда банда Головореза добралась до замка Вержи. Прежде разбойники грабили деревни, нападали на путников. Грабителей в те времена водилось предостаточно, но Головорез заслужил свое прозвище тем, что в живых не оставлял никого: ни старика, ни младенца, ни домашнюю скотину.
Он не изменил своим правилам и в этот раз.
Гастон шел, переступая через обугленные тела. Конюх ни разу не наклонился проверить, не теплится ли жизнь в ком-нибудь из лежащих на земле. Головорез не оставлял свидетелей.
Да и не выжившие слуги интересовали Гастона. Он шел туда, где надеялся найти любимого хозяина.
И он его отыскал.
Симон де Вержи защищался отчаянно. Об этом говорила кровь, обагрившая каменные плиты вокруг того места, где он упал. Наметанным глазом человека, умеющего читать следы, Гастон увидел, что убитых им врагов было много, не меньше пяти. Но все тела были унесены с места битвы.
Лишь одно осталось лежать – тело Симона. В жестокой схватке он лишился руки. Но, расправившись с графом, разбойники не осмелились глумиться над его телом. Они даже воздали последние почести павшему хозяину замка: меч и щит его лежали рядом, принесенные, быть может, той самой рукой, что нанесла смертельный удар.
Гастон опустился на колени возле своего владыки и зарыдал. Он предпочел бы умереть, сражаясь за хозяина, чем остаться в живых и держать сейчас на руках его безжизненное тело.
Но пока он оплакивал Симона де Вержи, во дворе закричал ребенок. И охрипшим граем отозвались с неба вороны.
Гастон поднялся, утирая слезы, и пошел к надрывавшемуся младенцу.
– Вот так она осталась при дядюшке. Поначалу-то он пристроил ее деревенской кормилице. Но девчонка, стоило ей чуток подрасти, стала проситься к Гастону. Она уже тогда начала петь, а ведь ей было не больше двух!
Последние слова Коринна произнесла с заметным осуждением.
Трижды Огюстен оставлял эту дрянь в деревне, и трижды она пешком приходила в замок. Последний побег случился осенью, в самую распутицу. Девчонка чуть не утонула по дороге в грязи – ее нашли барахтающейся в луже, как лягушку, с забитыми грязью ртом и ушами. Тогда уж конюх сдался и оставил ее у себя.
И кто-то еще смел утверждать, будто Гастон мог бы обращаться с сиротой и помягче! Таких злопыхателей нянька всегда ставила на место. Разве не должна дрянная Николь быть благодарной уже за то, что дядя сделал для нее? Любой другой на его месте бросил бы младенца в лесу.
Учитывая то, что случилось потом, ему так и нужно было сделать.
Вернувшись к себе, лекарь плеснул в кружку вина и уселся за стол.
Стол был дубовый, прочный и до того тяжелый, что Венсану не удалось бы сдвинуть его в одиночку. Он стоял основательно, будто вырос из этого каменного пола. И другая мебель – полки, кровать, узкий шкаф – казались принадлежащими этому древнему жилищу, а вовсе не человеку, который пользовался ими.
– Фея поцеловала, – презрительно фыркнул он.
Черт знает каким мусором забиты головы у этих людей. Иногда ему хотелось бы залезть кое-кому в череп и посмотреть, что там внутри.
Надо же поверить в чушь про ребенка сестры! Дураку ясно, Огюстен прижил младенца на стороне. Кто заставил его забрать дитя, теперь уж и не узнать, но, похоже, мать Николь была из тех женщин, которым ребятишки – только обуза в их тяжкой, но не слишком почетной работе.
Но кем бы она ни была, ее ребенок спас Гастону Огюстену жизнь. Говорят, люди Головореза в ту ночь всех истребили подчистую, даже древнюю слепую старуху не пощадили. Вырезали, как коров на забое.
Венсан отхлебнул вина и отставил бокал в сторону.
Когда год назад он появился в Вержи, управляющий выделил ему просторную чистую комнату в замке. Однако Венсан, обойдя крепость, обнаружил в стене старые жилища – неглубокие, но отлично защищенные и с прочными стенами. Их использовали как кладовки и склады. Одна такая нора пустовала.
Едва только войдя в сырую промозглую комнату, он понял, что хочет здесь остаться.