Тайна замка Вержи

Она полулежала в кресле, прижав ко лбу платок, пропитанный отваром шалфея. Прозрачное исхудавшее лицо с впалыми щеками было искажено страданием. Компресс, рекомендованный прежним лекарем, не помогал, и Венсан знал об этом, но графиня не желала отказываться от старого средства.

– Так и должно быть, ваша милость, – солгал он. – Я усовершенствовал состав.

– Другой на вашем месте довольствовался бы тем, что у него уже есть, – медленно проговорила она. – А вы идете дальше. Вы лучший лекарь из всех, кого я знала.

Сказано было без всякого выражения, но Венсан понимал, что для графини Вержи эти слова равны самой пылкой признательности.

Он поклонился.

Поразительно, думал он, что только боль заставляет Алису проявлять теплоту и благодарность.

А между тем телесные страдания лишают больных всего человеческого. Они стирают границу между злодеем и добряком, чутким возлюбленным и жестоким деспотом. Перед болью жадный и милосердный равны. Все они становятся одинаковыми: кричащие, скручивающиеся в узел комки муки.

Этим и отвратительна боль. Старательный, но неумелый палач, развлекающийся с инструментами для пыток.

Алиса маленькими глотками выпила его лекарство и откинулась на подушку, услужливо подложенную горничной. Лицо обмякло, рот полуоткрылся, как у спящей.

Венсан, скрывая удивление, наблюдал за этими изменениями.

– Оно действует даже быстрее, чем раньше, – выдохнула Алиса. – Благодарю вас, Бонне.

Лекарь поклонился.

– Я могу быть еще чем-то полезен, ваша милость?

Она слабо качнула головой и сделала жест, означавший, что он может идти. Напоследок Венсан обвел взглядом спальню, проверяя, устроено ли все как обычно.

Шторы плотно задернуты, чтобы яркий дневной свет не беспокоил больную. На столике стоит бутыль крепкого сладкого вина, изготовляемого специально для дома Вержи: два бокала помогут графине заснуть. В воздухе разлит сильный аромат лаванды, любимого цветка Алисы. Прежний лекарь настаивал на том, что этот запах усугубляет болезнь, но Венсан лишь посмеялся над его запретом, и крошечная бутылочка с губкой внутри, пропитанной желтой жидкостью – произведением придворных парфюмеров, – вернулась на свое место.

Следующие два дня графиня проведет в добровольном заточении. Никто не может входить к ней, кроме старой служанки, бывшей кормилицы; даже супругу Алиса отказывает в этом праве.

– Не угодно ли вам видеть дочь, ваша милость? – донеслось до Венсана уже на пороге.

Ответа Алисы он не расслышал. Но не удивился бы, если бы графиня в нарушение собственных правил попросила прислать к ней Беатрис.

После смерти старшей дочери Алиса постоянно требовала, чтобы Беатрис находилась рядом с ней. Все вокруг, умиляясь, объясняли это обострившейся любовью. Венсан же подозревал, что Алиса просто боится за единственного оставшегося ребенка.

Но если материнское чутье не подводит графиню, то кто может желать смерти обеим дочерям графа?

После разговора с Коринной у Венсана возникло новое предположение. Что, если он напрасно ищет умысел? Ему уже доводилось видеть людей, которые убивали других не ради выгоды, а ради одного лишь удовольствия.

Монахи в монастыре, где он обучался, объясняли подобный склад натуры происками дьявола. Венсан полагал, что дьявол здесь ни при чем. Какой-то природный изъян заставляет убийц наслаждаться видом мучений невинных людей. Быть может, это болезнь, но поражающая не тело, а мозг или душу.

Правда, излечима ли она, Венсан не был уверен. Как и в том, что он согласился бы ее лечить. В городке неподалеку от их монастыря на протяжении полугода пропадали дети. Охотники излазили все окрестности, пытаясь отыскать волка, что похищал бедных малюток. Волк нашелся случайно и оказался не зубастой тварью, а молодым подмастерьем, работавшим на строительстве церкви.

Лекарю навсегда врезалось в память его лицо с пухлыми губами и едва пробивающимся пушком на подбородке. И то единственное, что убийца сказал в ответ на выкрики бесновавшейся толпы, которую лишь мечи стражи удерживали от того, чтобы разорвать выродка.

«Они мне нравились».

Пятеро детей, один младше другого. Венсан не был в числе тех, кто занимался останками, но он видел лица монахов, помогавших родным.

Что, если такой же зверь в человеческом облике завелся в Вержи?

«В таком случае я никогда не отыщу его, если только он сам случайно себя не выдаст».

Охваченный мрачными мыслями, лекарь не сразу заметил, что на площади толпится народ. Из размышлений его вывели громкие голоса.

Он подошел ближе.

– Что здесь творится, Гастон?

Долговязый конюх диковато взглянул на лекаря и отошел, не проронив ни слова.

Венсан удивленно поднял брови. Огюстен не отличался словоохотливостью, но такое даже для него чересчур.

На свою удачу, он заметил широкоплечего парня, выдиравшегося из сомкнутой толпы. Лицо его было угрюмым и испуганным. Он дернулся от неожиданности, когда лекарь дотронулся до его руки.

– Ступай за мной, – приказал Венсан и пошел к дому, не оборачиваясь.

Он не сомневался, что парень последует за ним, и так оно и вышло. Но возле двери тот попятился.

– Я тебя не съем, – успокоил Венсан. – Я же не ведьма.