Тайна «Запретного города»

Когда он впервые год назад появился у них в доме и привез подарки от отца из Америки, Лан сразу почувствовала, что понравилась ему. Да и сама она обратила внимание на высокого симпатичного юношу с чуть насмешливым взглядом. А особенно Виен пришелся по душе ее матери. И когда он попросил разрешения как-нибудь зайти к ним еще раз, мать поспешила пригласить его на ужин в ближайшую субботу.

Виен стал бывать у них в доме регулярно. Однажды в разговоре он сказал, что цель его жизни — истреблять вьетконговцев. На вопрос почему Виен ответил, что коммунисты разлучили его с родителями и что из-за развязанной ими войны он не смог осуществить свою давнюю мечту — стать врачом. Первой реакцией Лан было желание немедленно выгнать его и запретить появляться в их доме. Но она не сделала этого. И не только боязнь обнаружить перед Виеном свои симпатии к патриотам помешала Лан резко ответить ему. Было что-то еще. А что — она и сама тогда не поняла.

Как-то Виен пришел к ней в гости в форме, и у Лан мелькнула мысль, что он может оказаться полезным для нее и ее товарищей. Она посоветовалась с руководителями группы, и те разрешили ей встречаться с Виеном, чтобы присматриваться к нему, изучать его. Они виделись два-три раза в месяц, и Лан принимала ухаживания молодого человека в той степени, в какой это было необходимо для поддержания знакомства, не больше.

Виен был умен, эрудирован и смел в суждениях. Он в открытую говорил о том, что ему надоела война, хотя говорить об этом вслух означало навлечь на себя крупные неприятности. В разговорах с Лан он с нескрываемым отвращением называл своих сослуживцев негодяями и взяточниками, которые думают не о борьбе с вьетконговцами, а лишь о наполнении собственных карманов, торгуют наркотиками, крадут и продают казенное имущество.

Лан даже начала подумывать о том, чтобы поговорить с Виеном начистоту, но не решалась. Она уже поняла, что переубедить его одними словами будет трудно, практически невозможно. Слишком искренне верил он в свою правоту.

Виен нравился ей все больше и больше, а потом она поняла, что любит его. Долгое время девушка не хотела признаваться себе в этом, но сделать уже ничего не могла. Лан мучительно переживала свою любовь в одиночку, не решаясь порвать с Виеном, не осмеливаясь на откровенный разговор. Мысль о том, что человек, которого она любит, — враг и что она вынуждена «разрабатывать» его, причиняла Лан невыносимую душевную боль, не давала покоя, давила своей безысходностью.

— Лан, что же ты не поднимаешься наверх? — прервал размышления девушки голос матери. — Я же просила тебя помочь.

Франсуаза спустилась в прихожую, подошла к дочери:

— Ты не рада? А я-то думала, Виен тебе нравится. Такая подходящая партия для тебя… И отец у него — богатый человек. Как здорово, что они нашли друг друга. Ах Лан, как я была бы счастлива, если бы вы поженились! Виен мне сразу пришелся по душе. Еще в тот день, когда он впервые появился у нас. Такой симпатичный молодой человек. Имеет хорошую должность. Лучшего мужа…

— Мама, перестань! Ты ничего не понимаешь! Я никогда не стану женой жандарма! Господи, о чем мы вообще говорим? С чего ты взяла, что он мне нравится?

— Я же вижу, дочка. Вижу, как ты на него смотришь. А уж он-то… Он, по-моему, влюблен в тебя…

— Хватит! Я не хочу больше говорить на эту тему!

— Ну, хорошо, дочка. Только не надо сердиться. Иди оденься понарядней и накрывай на стол на пятерых.

— А кто пятый? — недовольно спросила Лан.

— Твой отец.

Лан резко повернулась к матери.

— Зачем ты его пригласила? — сухо спросила она.

— Но, дочка… — смущенно ответила Франсуаза, — он оказался в Сайгоне, позвонил… Мне было неудобно не пригласить его. Он не видел тебя лет восемь. Ему интересно…

Губы Лан задрожали, на глазах показались слезы. Франсуаза проворно подбежала к дочери, обняла ее за плечи:

— Что с тобой, дочка? Ну не надо, не плачь. Ну что я особенного сделала? Я думала, ты будешь рада. Ведь он все-таки отец тебе. Я… я не понимаю…

— Ему интересно! А ты подумала — будет ли интересно мне? — сквозь слезы быстро заговорила Лан. — Зачем, зачем ты его пригласила? Я не хочу его видеть! Никакой он мне не отец! У меня нет отца! Понимаешь? Нет! Мало мне того, что меня в школе дразнили бледным недоноском? Мало мне того, что у меня не такие, как у всех, черты лица? Почему я должна видеть у себя дома человека, который искалечил мне всю жизнь? Да еще любезничать с ним! Я не хочу! Не хочу!

— Бог с тобой, дочка, — принялась увещевать ее Франсуаза. — Что ты такое говоришь? Разве зазорно быть дочерью американца? Вовсе нет. Наоборот, это даже приятно. Они ведь наши друзья. Так получилось, что мы не поженились… Но что поделаешь? Эдвард — прекрасный человек. Ты увидишь.

— Оставь меня! — Лан сбросила со своих плеч руки матери. — Оставь меня в покое! Все, что ты могла сделать для меня, ты уже сделала… с этим американцем! Все они мерзавцы! Мерзавцы! Пусть они все убираются отсюда! И твой Уоррел тоже! Слышишь? Пусть убирается! Или я уйду из дому! Сегодня же! Сейчас же!