Тайна затонувшего конвоя

— Ты нам лекцию не читай, — заявил Махан. — Слушай, а что за погремуха у тебя такая — Белый? Ты же вроде Кулешов или как?

— Потому что наколок у меня нет, — объяснил тот.

— А что так?

— Не люблю их. Да и ситуации бывают всякие. Иной раз эта живопись на видных местах делу мешает. Мама в детстве учила: не делай, сынок, наколки, хорошие люди этим не занимаются… — Белый издал короткий смешок. — Решился, Махан? Будем общаться с паханом или кто там у вас мазу держит?

— Сыч не блатной, — подал голос из проема Карась.

Махан вздрогнул, недовольно стрельнул глазами.

— Ладно, потерпим. — Белый пожал плечами. — Нам без разницы, Махан, блатной он или дирижер симфонического оркестра. Фигура дельная, судя по делам. Наши люди перетереть с Сычом хотят.

— А он фигура не публичная, — сказал Карась.

Белый поморщился.

— Несерьезный базар. — Он сделал вид, что собирается встать. — Спасибочки за угощение, гостеприимство, за то, что не выкинули в ночь глухую. Жаль затраченного времени. Но ничего, передам своим, что мурманские задирают планку, не готовы пока общаться на равных…

— Сядь, Белый! — Махан беспокойно шевельнулся. — А ты, Карась, пасть закрой и не трынди. Давай конкретику, Белый. Твои намеки, недомолвки — тоже, знаешь ли, не бальзам. Что по кассе? Выгорит дело — вместе отправимся к Сычу, пусть решает, стоит ли нам входить в ваш «союз нерушимый». Но сам пойми, Карась дело говорил. Сыч фигура не публичная, из тени не выходит. Не поверишь, про него только трое в курсе. Даже Карась ни хрена не знает, кроме того, что он далек от блатного мира…

— Триста тысяч советских рублей в новеньких купюрах — нормальный резон? — перебил его Белый.

Карась присвистнул, оторвался от косяка и вынул руки из карманов.

— Откуда такие сокровища, Белый? — спросил не менее впечатленный Махан. — И не где-нибудь, а в моем родном городе? Ты ничего не попутал?

— Это не твой родной город, Махан, — отрезал Белый, — Мурману тридцати лет нет, а тебе далеко за сорок. И запомни на будущее, Махан, — мы никогда ничего не путаем. Зарплата за июль судоремонтного завода — вернее, не всего, а трех основных цехов. Остальным подвезут через три дня. Завтра будут раздавать — полтысячи голодных ртов, как-никак. Ну, если, конечно…

— Охренеть! — заявил Карась. — Вот это деньги!

— Скажи, Белый, как так вышло? Почему вы знаете про деньги, а мы — ни сном ни духом? — спросил Махан. — А вроде первые должны…

— Так уж вышло. — Белый усмехнулся. — Да не менжуйся, Махан, все чисто. Инкассаторы в два часа ночи повезут зарплату из банка на Свердлова в заводскую кассу. Обычная практика. Они всегда так делают, чтобы избавиться от лишнего риска. Приличные люди по ночам же спят, верно? В банке море охраны, на заводе тоже. Единственный шанс откупорить эту кубышку — в пути. Машина железными листами обшита, пара лимонок вскроют ее, как консервную банку. Внутри двое ментов с автоматами, еще один в кабине, четвертый — шофер. Сразу предупреждаю, его не мочить, это наш человек. Остальных — ради бога.

— Вот оно что. Вы своего человечка на работу в наш город отправили.

— Ага, внедряемся потихоньку. Прости, Махан, без обид. Так получилось. Грешно было не использовать оказию. Маршрут известен. Машина ходит так дважды в месяц. Свердлова — Северная — Портовый вал — крыльцо Госбанка. Где-то в два пятнадцать менты выедут на пустырь за Ситцевым овражком, где их и можно красиво сделать. Там ночью ни людей, ни машин. Проезд узкий, бросим пару булыжников на дорогу — остановятся как миленькие. Что вы теряете, Махан? Для такого дела хватит и четверых. Риск — согласен, но деньги верные и в таком количестве!..

— Красиво говоришь, Белый, — проворчал Махан, исподлобья созерцая собеседника, лицо которого практически не менялось. — Но скажи мне вот такую вещь. Допустим, все срастется, и что тогда? Всей братвой валить из района? Менты начнут шерстить местных, рано или поздно выйдут на след, потянут ниточку. Думаешь, они не знают про нас? Вам хорошо, дело сделал и свалил в свой Архангельск, а нам куда? Тут, конечно, не Сочи, но жить можно, особенно без конвоя. В нашей стране есть места гораздо хуже. Ты должен знать…

— Одно я точно знаю, — заявил Белый, — учреждение Дальлага под номером тридцать два — четырнадцать. Ветра постоянно, охрана — бешеные псы, кормят мерзостью. Леса там такие, что и за век не вырубить. Крайне не рекомендую, парни.

— На Дальнем Востоке отбывал? — спросил Карась.

— Было дело по нежным годам, — подтвердил Белый. — Угодил туда за попытку убийства сторожа в продмаге. Много не дали — не политический же, а все равно хватило. С тех пор осторожничаю, не блатую, берусь лишь за верные дела. А наше, повторяю, такое и есть. Халява в гости катит, чуешь, Махан? Вы просто берете бабки, а потом, уж будь добр, сведи меня с Сычом. Да не через неделю или, скажем, месяц, а уже сегодня, на крайняк завтра.

— Как навар делим? — Глазки Махана превратились в щелки.

— Поровну, — ответил Белый, — мы тебе не добрые самаритяне, чтобы от своей доли отказываться. Но это щедро, не спорь. Мы за вас все спланировали, подготовили.