Тайна затонувшего конвоя

— Все сделаем, Андрей Григорьевич, не волнуйтесь. Вы уж простите этих недотеп. Вы правильно поступили, что не стали писать рапорт. Перестарался Воропаев, чего уж жизнь ему портить. Так он вроде ничего, сознательный, линию партии поддерживает. Иногда, бывает, вспылит, нагрубит, потом жалеет. До войны в милиции служил на Смоленщине, в партизаны ушел, опять в НКВД вернулся. Сюда по распределению попал, знаю его с ноября сорок четвертого. С носоглоткой у него проблемы, в действующую армию не взяли, в тыл отправили. Алексей Куренной примерно в то же время здесь появился. В разведке служил на Первом Белорусском, забраковали после ранения, тоже в тыл послали, защищать правопорядок. Кроме них, в нашем отделе еще женщина-следователь по фамилии Бурнаш, два оперативника — Немов и Грузилов, пять постовых милиционеров. Чем богаты, как говорится. Недобор по штату просто адский. Но это везде так.

— Сами-то вы, Иван Тарасович?..

— Да нечем особо хвастаться. До войны начальником отдела работал в Мангышлаке, это в Казахской ССР, на Каспии, в войну командовал заградительной ротой — сначала Волховский фронт, потом Степной. Семью потерял еще в тридцатые — с женой развелся, детей она увезла. Был заместителем коменданта в Ростоке, когда его наши у немцев отобрали, потом командовал батальоном войск по охране тыла действующей армии. Схлестнулись с диверсантами, получил ранение. Из госпиталя сюда. Здесь полно тех, кого на фронте подстрелили, а после лечения они никому не нужны оказались.

— Здесь тоже нужно Родине служить, товарищ майор.

— А мы не служим? Правопорядок в поселке, между прочим, поддерживается, преступность идет на спад.

— Кстати, насчет идущей на спад преступности, — заметил Андрей. — Я прибыл для прояснения обстоятельств гибели капитана государственной безопасности Лазаревича.

— А зачем их прояснять? — спросил майор. — Там, мне кажется, все понятно. Борис Александрович покончил с собой у себя дома, вернее, на участке, выстрелил в голову из табельного пистолета, который лежал рядом с телом. Это не только мое мнение, но и коллегиальное, так сказать.

— Я прибыл для прояснения обстоятельств гибели Лазаревича, — повторил Андрей. — Все представители органов власти обязаны оказывать мне содействие.

— Да мы окажем, вы не волнуйтесь, — пробормотал Чеплыга. — Только я искренне не понимаю…

— Если выяснится, что это суицид, тогда другое дело. Насколько я знаю, должного следствия не проводилось, да? Экспертиза, опрос свидетелей?

— Выстрел слышали два человека, — сказал Чеплыга. — Их показания запротоколированы. Эксперт уверен, что стреляли с близкого расстояния. Скорее всего он сам… Мрачное состояние в последние дни, сложная натура, призраки прошлого, так сказать. Знаете, Андрей Григорьевич, случись хоть один намек, что Лазаревич это сделал не сам, мы бы землю рыли, и ваше «прояснение обстоятельств» нам бы точно не понадобилось.

— Ну, хорошо, — миролюбиво проговорил Андрей. — Не будем городить огород на ровном месте. Позднее передадите мне все материалы дела. Проведем еще одну беседу — на этот раз на месте прес… прошу прощения, трагедии. Там и решим, как это дело трактовать. Что скажете про местный руководящий состав? Вы здесь не первый день живете и работаете. Мнение, полагаю, сложилось. Только давайте честно, Иван Тарасович.