Тайна земных катастроф

Прочитав ответ Ивана Петровича, озаглавленный "Новые Геростраты", я ощутил что-то вроде сильнейшей психологической встряски. Уважаемый специалист, да еще по существу мой единомышленник, то есть ярый сторонник материкового гляциализма, ухитрился написать, не без экспрессии и силы, так, что вызывал непримиримую враждебность каждым своим словом. Это была настоящая "раздолбежная" критика со всеми аксессуарами: оплевыванием личности оппонентов, их стиля, их мыслей, их чувств, с полным неуважением к ним как ученым. Это была критика на уничтожение. И хотя, повторяю, главные позиции Ивана Петровича в науке меня устраивали, несомненно, больше новаторства Игоря, я почувствовал твердо: такой консерватизм вреден, даже если он прав.

Мы решили опубликовать ответ Ивана Петровича без смягчения и редактирования, как есть. И без комментариев. Пусть читатель сам подумает и решит, где здесь правда во всей ее сложности. И хотя в каждой строчке опубликованной подборки склонялись научные термины "ледник", "аллювий", "эрратические валуны" и т. д., эта акция журнала была чисто научно-этическая.

Результат превзошел все ожидания. Редакция была завалена письмами, самые интересные из которых были опубликованы. Очень мудрый он оказался, читатель. Все понял. О леднике уж и речи не было. Главная была мысль: да разве ж можно так аргументировать, так спорить! Уважение, терпимость к оппоненту — вот сила и достоинство настоящего, хорошего консерватора в науке. Консерватора — хранителя наследия, консерватора — знаменосца славных традиций. Так рассудил "широкий читатель" во время той дискуссии. И я думаю, что он был прав.

Ну а дискуссия о леднике завершилась серьезным, аргументированным диспутом в МГУ. Оказалось, печорские геологи не зря поработали. По их результатам в теорию гляциализма, блестящую, но требующую периодического обновления, были внесены существенные коррективы, касающиеся Европейского Севера и севера Сибири. Новаторство в сущности даже помогло "консервативной" теории.

Между Лавразией и Гондваной

"Как будто Крым"

В хребте Петра Первого реки мутные, непрозрачные, с невкусной водой, отдающей сырой штукатуркой (гипс!) и часто просто соленой. Но я люблю "Петра", он бесконечно разнообразен, этот Соленый хребет, он как будто весь в прыжке, в движении вперед, в борьбе с противостоящей ему косной силой.

Все гармские рыболовы предпочитают ущелья Гиссарского, самого южного из тяньшанских хребтов. Гиссарский хребет — это обычно древние палеозойские граниты и гнейсы, вылезшие на колоссальную высоту. С этих вершин давно смыло все осадки, какие на них были. И я не люблю Гиссар, он кажется мне однообразным: граниты и гнейсы, гнейсы и граниты, в которых и слоев-то никаких не видно, сплошная громоздящаяся масса, перебитая трещинами всех направлений. Но зато в Гиссаре голубые и абсолютно прозрачные реки, где водится самая крупная и красивая форель — мечта всякого настоящего рыболова, воспетая Хемингуэем.

Ближайший к базе экспедиции участок Гиссара называют Кабуд-Крым, что, конечно, сразу хочется переделать в "как будто Крым". Это близко: полчаса, и ты уже взбираешься по ухоженной тропе на приступочку красивых холмов у подножия "как будто Крыма". Вот эти холмы в отличие от самого Гиссара, нелепо высоко и беспредельно однообразно громоздящегося куда-то к самому небу, мне нравятся очень.

По классической для нас и не раз уже упомянутой книге Рубина, эти красивые (то зеленовато-синие, то красные) приступки — передовая зона Южного Тянь-Шаня, последние остатки "осадочного чехла", который покрывал его когда-то целиком. И вот эти холмы, где под прикрытием невысоких, удивительно живописных скал, похожих на древнюю каменную кладку, запрокинутую назад, к хребту, градусов на сорок пять, в уютных низинах спрятались невидимые с равнины красивые кишлаки (ну прямо Бахчисарайчики!) и в журчанье арыков райские сады, — так вот они-то действительно похожи на маленький Крым. Нужно только стараться не смотреть вверх, где половина небес состоит из однообразно-сиреневого гнейса с пятнами снега (в ноябре) у самых облаков. Летом это "каменное небо" (кое-где, правда, прикрытое чахлой травой) удручает по-настоящему (это южный склон Гиссара): оно пропитано злым белым солнцем и жарит отраженным излучением, как второе светило. Осенью и зимой, пожалуй, в этом "небе" есть прок: оно усиливает уже слабое, плохо греющее солнце, и в ноябре в крошечных для местных масштабов долинах "как будто Крыма" зеленеет по-весеннему трава.

Я люблю "как будто Крым" не только за уютные кишлаки, смешливых остроглазых детишек, гарцующих на лохматых, будто синтетических, ишаках, не только за журчащие арыки и красивые скалы. Я люблю его за то, что он дарит минуты ощущения очевидности геологического времени. Проходя этими запрокинутыми пластами к Гиссару, за полчаса добираешься до раннемелового периода, представленного, как несколько высокопарно выражаются геологи, ярко-красными песчаниками.