Тайна Железного Самсона

Шура впился в него глазами. Огромный, неуклюжий человек совершенно преображался, выполняя силовые упражнения. Когда он подбрасывал вверх наполненную водой бочку, пробивал кулаком толстенную доску, рвал стальные цепи, его руки проделывали все это так быстро, что временами глаз не успевал следить за их движением. Гром аплодисментов непрестанно гремел в цирке.

И вот наступила тишина. Великан достал свой знаменитый железный прут и предложил любому желающему попытаться согнуть его. Штальмейстер вынес па серебряном подносе десятирублевую бумажку и поставил поднос на барьер манежа: тот, кому в этой силовой игре будет сопутствовать удача, получит деньги вместе с подносом.

Цирк замер. Мастеровые подталкивали друг друга: поди, мол, попробуй. И вдруг с самого верха, с галерки, раздался детский голос: «Я попробую!»

По рядам прокатился смешок. Однако шталмейстер поднял руку и широким жестом пригласил мальчика на арену.

Когда Шура вышел на манеж, цирк сотрясло от хохота. Рядом с исполинской фигурой Ивана Пуда тоненький двенадцатилетний мальчик, с твердо сжатым ртом и решительно стиснутыми кулаками, казался очень забавным.

Шталмейстер пошептался с ассистентом Пуда, потом с самим атлетом и, успокоив поднятой рукой зал, произнес: «Дамы и господа! Хотя нашему прославленному богатырю Ивану Пуду и неприлично принимать вызов от столь неравного соперника, однако он вынужден согласиться на это соревнование, поскольку у взрослых посетителей, видно, коленки совсем слабы, слабее, чем у этого мальчонки».

Зал загудел. Со всех концов к арене стали проталкиваться возмущенные, подзадориваемые зрителями мужчины. Намерения их были не совсем ясны — вполне можно было допустить, что их влечет на манеж не стремление помериться силой с Пудом, а желание продемонстрировать свои физические возможности на физиономии шталмейстера.

Назревал скандал. Но шталмейстер не растерялся. Перекрикивая гам возмущенной толпы, он объявил, что Пуд готов допустить всех желающих к соревнованию при одном условии.

В зале вновь воцарилась тишина.

Наш прославленный богатырь готов соревноваться со всеми желающими, — продолжал шталмейстер.— Однако ввиду большого наплыва соревнователей дирекция цирка сочла возможным допустить к состязанию лишь публику солидную. Ваня Пуд станет соревноваться с теми противниками, которые сумеют ответить на его вызов не только силой, а и деньгами, залогом в десять рублей. Делаем мы это для того, чтобы привлечь к арене людей серьезных и не отвлекать почтеннейших зрителей безобразным видом немощных попыток разных недолгодумающих господ.

Ход был сделан безошибочный. В состоянии крайнего возбуждения желающие соревноваться стали вытаскивать кошельки, занимать недостающие суммы у соседей и знакомых. Отказаться теперь было совестно. Отказаться — значило спасовать не только перед силачом Пудом, но перед его добровольным противником, этим загорелым до черноты скуластым чертенком. Кто же хотел такого позора!

На это и рассчитывал шталмейстер. Когда беспорядочная толпа соревнующихся превратилась в стройную очередь, когда внесенные залоги кучкой разместились на том же серебряном подносе, он раскланялся со зрителями и поднял руку, чтобы дать сигнал оркестру.

Но тут взгляд его упал на Шуру. В суматохе шталмейстер совсем забыл об этом маленьком виновнике чуть было не вспыхнувшего скандала. Теперь мальчик ему был не нужен. Денег у паренька явно не было.

Шталмейстер попытался незаметно спровадить его с арены. Шепотом пообещал рубль, если тот исчезнет быстро и без скандала. Но не тут-то было.

Этот человек в потертом фраке не знал, с кем он имеет дело. Он не знал, что перед ним будущий победитель Сандова, иначе Шурка о себе и не думал. Он гордо выпятил грудь, и почти закричал: «Нет, я хочу соревноваться».

Голос его был слаб и тонок, но все-таки первые ряды услышали. «Пусть соревнуется без залога, допусти мальчишку», — поддержал его какой-то бородач в партере. «Давай, парень, действуй!» — кричали ложи. «Желаем мальчишку!» — отозвалась галерка.

Делать было нечего. Шталмейстер взмахнул рукой,

заиграла музыка. Служитель в униформе поднес Шуре стальной прут.

Прут обыкновенный. Потоньше тополиных ветвей. Только почему же так жжет ладони, почему страшно ноет колено, о которое Шура старается перегнуть стальную палку, почему такой тяжелый гул в ушах? Еще чуть-чуть, и поддастся эта проклятая железяка. Ну, сгибайся же!

И тут Шура услышал свистки, топанье ног, хохот. Симпатии зала сменились злыми насмешками: «Брось, пацан! Пойди за мамкину сиську подержись», — грохотала галерка. Заливисто хихикал кто-то совсем рядом в партере. Все было кончено. Провал. Позор…

Вдруг, перешагнув через три кресла и невысокий барьер манежа, рядом с Шурой очутился тот самый бородач, который первым начал кричать «допусти мальчишку». Дорогой костюм, казалось, вот-вот лопнет на его могучих плечах. В руке — трость с золотым набалдашником. Во рту — сигара.