Тайна Железного Самсона

Эй, сынок!
Давай первый звонок!
Представление начинается!
Сюда! Сюда! Все приглашаются!
Стой, прохожий! Остановись!
На наше чудо подивись.
Барышни-вертушки,
Бабы-болтушки,
Старушки-стряпушки,
Солдаты служивые
И деды ворчливые,
Горбатые, плешивые,
Косопузые и вшивые,
С задних рядов протолкайтесь,
К кассе направляйтесь.
За гривенник билет купите
И в балаган входите.

Увидев в толпе отца, Шура протиснулся к нему, и они вместе стали прокладывать себе дорогу к кассе. А закликала не унимался:

Сынок!
Давай третий звонок!
Давай, давай! Налетай!
Билеты хватай!
Чудеса узрите —
В Америку не захотите.
Человек без костей,
Гармонист Фаддей,
Жонглер с факелами,
На лбу самовар с углями,
Огонь будем глотать,
Шпаги жрать,
Цыпленок лошадь пожрет,
Из глаз змея поползет,
Эй, люди — не дурачки!
Тащите к нам пятачки!
Пошли начинать — музыку прошу играть.

И началось волшебство. Лошади танцевали. Люди парили в воздухе. Жонглер балансировал на носу зажженной лампой. Все это под музыку, крики, смех. И вдруг тишина.

— На арене — сильнейший человек в мире, Ваня Пуд, — бойко выкрикнул закликала. Все дружно захлопали в ладоши.

Вышел толстый и, видимо, очень сильный человек, раскланялся по-медвежьи. Несколько раз поднял огромную бочку, наполненную водой. Потом согнул толстенный железный прут. Предложил любому из публики повторить номер, обещал 10 рублей тому, кто сумеет. Желающих нашлось множество, удачников — ни одного.

Дальше Ваня Пуд ломал подкову. Подкидывал зубами табурет. А в конце выступления взвалил себе на плечи огромный корабельный якорь и пошел с ним к выходу под громкие аплодисменты.

Конец. Народ не спеша выходил из балагана. А в это время закликала перед входом вновь заманивал «почтеннейшую публику» посмотреть на чудеса.

— Да, нелегкий у них хлеб, — сказал отец Шуре, кивнув в сторону цирка: — Каждый рублик потом выходит.

Мальчик слушал и не понимал. У кого нелегкий хлеб? У этих вот раззолоченных акробатов, легко порхающих под куполом? У красавицы наездницы, которая только что со счастливой улыбкой гарцевала на разукрашенной лошадке? Или у Ивана Пуда тяжелая жизнь? Да не может того быть — вон он как легко подкову сломал! Очевидно, отец ошибается. Вот у батраков в имении действительно хлеб нелегкий.

Так думал Шура, трясясь вместе с отцом в телеге по пути домой. Тогда-то он и решил непременно стать одним из этих счастливцев-циркачей.

Сказано — сделано. Для начала был использован тяжелый табурет, стоящий у матери на кухне: вцепившись в его край зубами, Шура попытался повторить номер циркового атлета. Однако табурет не хотел не только взлетать в воздух, но даже хотя бы чуть-чуть оторваться от пола. Во рту остался неприятный привкус старой просаленной кухонной доски.

Шура никак не хотел смириться с неудачей и принялся за бочки. Облюбовав в подвале большую деревянную бадью, он мужественно обхватил ее тонкими ручонками и попробовал сдвинуть с места. Бадья стояла как вкопанная. Но мальчик был упрям. Снова и снова пытался он сдвинуть теперь уже ненавистную деревянную махину. День за днем в подвале шел упорный поединок между ребенком и неподъемной бадьей.

Но хотя бадья стояла по-прежнему недвижимо, Шурка вдруг стал замечать в себе странные вещи. Тяжелое раньше седло, которое он с трудом мог протащить через конюшню, седлая Форсуна, вдруг стало легче. Как будто полегчали и мешки с зерном…

Много лет спустя известный цирковой атлет Александр Засс оценит по достоинству свои детские опыты и создаст целую систему тренировок. Основные принципы этой системы получат признание во всем мире, воплотившись в так называемые изометрические упражнения. Характерная их черта — напряжение мышц без сокращения, без движения в суставах.

Вдумайтесь, читатель, в эти слова: «без движения в суставах». Издавна люди привыкли связывать спорт с движением: стремительные рывки и тяжкие жимы гиревиков казались наиболее полным воплощением физической силы человека. Естественным представлялось, что тренировка приближена к реальным условиям соревнований. И вот на тренировках стальной снаряд десятки раз идет вверх-вниз, вверх-вниз. Поклонники силы в надежде на скорейшее развитие мускулатуры снова и снова поднимают колоссальные тяжести. Сила и движение кажутся неразделимыми. И вдруг — сила без движения.