Тайна желтой комнаты

— Да, теперь все стало на свои места. Сегодня утром, прогуливаясь вокруг замка, я обнаружил два вида ясно различимых следов, которые были оставлены там этой ночью; идут они рядом, параллельно. Я говорю «параллельно», потому что иначе и быть не могло, ибо если бы один человек шел за другим той же дорогой, то он наверняка попадал бы в след, оставленный шедшим впереди, и тогда следы их должны были хотя бы изредка смешиваться. Однако этого не случилось ни разу. Одни следы не попадают в другие. Нет, то были следы, которые как бы беседовали между собой. Этот двойной след отделялся от всех остальных следов где-то посреди центрального двора и, покинув этот двор, направлялся к дубраве. Я тоже покинул центральный двор, не спуская глаз с этого следа, и тут ко мне присоединился Фредерик Ларсан. Он сразу же очень заинтересовался моей работой, так как этот двойной след и в самом деле заслуживал того, чтобы заняться им всерьез. По сути, это был двойной отпечаток из дела Желтой комнаты: грубые следы и следы «элегантные», только в деле Желтой комнаты грубые следы всего лишь присоединялись к следам «элегантным» на берегу пруда, чтобы затем исчезнуть, на основании чего мы с Ларсаном сделали вывод, что оба вида этих следов принадлежат одному и тому же лицу, которое просто сменило обувь, тогда как на этот раз грубые следы и «элегантные» путешествовали вместе. Такого рода наблюдение поколебало мою былую уверенность. Ларсан, похоже, был того же мнения, что и я, поэтому мы шли по следу, принюхиваясь к нему, словно гончие псы.

Я вытащил из бумажника свои бумажные следы. Первый из них, который я вырезал по отпечаткам следов папаши Жака, найденным Ларсаном, то есть по отпечаткам грубых башмаков, в точности соответствовал тем, которые мы обнаружили теперь, второй же — слепок «элегантных» следов — тоже вполне подходил к новым отпечаткам, правда с едва заметной разницей. Этот новый «элегантный» след отличался от прежнего, обнаруженного нами на берегу пруда, лишь размером ботинок. Мы не могли с уверенностью сказать, что след этот принадлежит одному и тому же лицу, точно так же, как не могли прийти и к иному заключению, то есть утверждать, что он принадлежит кому-то другому. Неизвестный мог на этот раз надеть другие ботинки, вот и все.

Продолжая идти по этому двойному следу, мы с Ларсаном миновали дубраву и в конце концов очутились на берегу того самого пруда, где уже побывали во время нашего первого расследования. Но на этот раз ни один из следов не заканчивался на берегу пруда, и тот и другой сворачивали на маленькую тропинку, а затем исчезали на шоссейной дороге, ведущей в Эпине. Свежее покрытие шоссе не позволило нам обнаружить ничего, и мы в полном молчании вернулись в замок.

Во дворе, у парадного входа, мы разошлись в разные стороны, однако потом, вследствие того что мысль наша работала в одном направлении, снова встретились возле двери в комнату папаши Жака. Старого слугу мы застали в постели и сразу заметили, в каком плачевном состоянии находится его одежда, брошенная на стул, и какой грязью покрыты его башмаки, в точности такие же, как те, которые мы уже видели однажды, после первого покушения на мадемуазель Станжерсон. Ведь не потому же, что папаша Жак сначала помог перенести труп лесника из угла двора в вестибюль, а затем сходил на кухню за фонарем, он так отделал свои башмаки и вымок до нитки, — в тот момент никакого дождя не было. Зато дождь лил перед происшествием и после него.

Что же касается его собственного вида, то тут тоже было от чего прийти в изумление. На лице папаши Жака была написана крайняя усталость, а его растерянно мигавшие глаза смотрели на нас с ужасом.

Мы стали расспрашивать его. Сначала он сказал, что лег сразу же после того, как в замок явился врач, за которым посылали метрдотеля. Тогда мы немножко прижали его, доказав, что он лжет, и он в конце концов вынужден был признаться, что в самом деле выходил из замка. Мы, разумеется, спросили его зачем. Он ответил, что у него разболелась голова и что ему захотелось выйти на свежий воздух подышать, но что дальше дубравы он не ходил. Тогда мы описали ему весь путь, который он проделал, причем во всех подробностях, словно сами за ним шли. Старик сел на постели, весь дрожа.