Тайна желтой комнаты

Даже этой ночью, до того как свершилось преступление, он был разбужен криками Божьей твари и, выглянув в окно, заметил черный призрак… Он поспешно оделся — этим-то и объясняется его появление в вестибюле в одетом виде, когда мы принесли туда труп лесника. Итак, стало быть, этой ночью он, несомненно, решил раз и навсегда покончить с наваждением и заглянуть в лицо призрака. А заглянув, узнал госпожу Матье. Папаша Жак ее давнишний друг. Должно быть, она призналась ему в своих ночных беседах и умоляла помочь ей в этот трудный час. Легко представить себе, в каком плачевном состоянии находилась госпожа Матье, только что видевшая своего возлюбленного мертвым. Папаша Жак пожалел ее и проводил через дубраву, вывел из парка и даже провел по берегу пруда до самой дороги на Эпине. Там ей оставалось всего каких-нибудь несколько метров, и она была уже дома. А папаша Жак вернулся тем временем в замок и, прекрасно понимая, какое важное значение придаст суд факту никому не ведомого присутствия в замке возлюбленной лесника, попытался по возможности скрыть от нас столь драматический эпизод этой и без того бурной ночи. Мне нет нужды просить у госпожи Матье и папаши Жака подтверждения своему рассказу. Я знаю, что все происходило именно так! И потому обращаюсь к господину Ларсану, надеясь на его память, он-то наверняка уже понял, каким образом я все это узнал, ибо видел меня на другой день утром изучающим двойной след, сохранивший отпечатки ног папаши Жака и мадам. — Тут Рультабий повернулся к госпоже Матье, стоявшей по другую сторону барьера, и галантно поклонился. — Отпечатки ног мадам, — пояснил Рультабий, — имеют удивительное сходство с «элегантными» следами убийцы…

Госпожа Матье вздрогнула и с любопытством, к которому примешивался испуг, уставилась на юного репортера. Что он такое говорит? Как он осмеливается говорить такое?

— У мадам очень элегантная ступня, длинная и, пожалуй, немного крупная для женщины. Она, вплоть до узкого мыска ботинка, вполне соответствует ступне убийцы…

По залу пробежало легкое движение. Рультабий жестом успокоил присутствующих. Воистину можно было подумать, будто он теперь ведет судебное заседание, командуя всеми.

— Следует сразу же оговориться, — заметил Рультабий, — что это ровно ничего не означает и что полицейского, которому вздумается построить свое обвинение только на внешних уликах такого рода, не объединив их общей идеей, почти наверняка подстерегает судебная ошибка. У господина Робера Дарзака тоже следы убийцы, а между тем он не убийца!

Снова движение в зале.

Председательствующий обращается к госпоже Матье:

— Что касается вас, мадам, в тот вечер все произошло именно так?

— Да, господин председатель, — ответила она. — Можно подумать, что господин Рультабий шел за нами следом.

— Стало быть, вы видели, мадам, как убийца бежал к углу правого крыла?

— Да, точно так же, как минуту спустя видела тех, кто нес убитого лесника.

— А убийца? Что с ним сталось? Во дворе уже никого не было, и вы вполне могли заметить его… Он не знал о вашем присутствии, а момент был подходящий, чтобы бежать…

— Я ничего не видела, господин председатель, — простонала госпожа Матье. — В этот момент вокруг стало совсем черно.

— В таком случае, — заметил председательствующий, — верно, господин Рультабий объяснит нам, каким образом убийце удалось скрыться.

— Разумеется! — тотчас же отпарировал молодой человек, да с такой уверенностью, что сам председательствующий невольно улыбнулся. И Рультабий взял слово: — Убийца никоим образом не мог бежать из этого угла двора, куда забрался, иначе мы непременно увидели бы его! А если бы не увидели, то обязательно коснулись бы его! Это до смешного крохотный уголок, маленький квадрат, окруженный оградой и рвами. Убийца сам наткнулся бы на нас, или же мы наткнулись бы на него! Квадрат этот был практически так же наглухо заперт рвами, оградой и нашим окружением, как в свое время Желтая комната.

— Тогда скажите нам… Раз человек оказался заперт в этом квадрате, скажите же нам, наконец, как случилось, что вы его упустили?.. Вот уже полчаса я пытаюсь добиться от вас ответа на этот простой вопрос!..

Рультабий снова вытащил луковицу своих часов, украшавших нагрудный карман его жилета, и, невозмутимо взглянув на циферблат, заявил:

— Господин председатель, вы можете спрашивать меня об этом еще три с половиной часа, все равно я смогу ответить на ваш вопрос не раньше чем в половине седьмого!

На этот раз шепот, пробежавший по залу, не выразил ни досады, ни разочарования. В Рультабия начинали верить. Ему оказывали доверие. Теперь уже всех забавляла та настойчивость, с какой он назначал председателю определенный час, будто договаривался о встрече с приятелем.