Тайна желтой комнаты

Теперь он уже не мог уйти от нас! Я издал радостный клич, неистовый, победный клич! Убийца добежал до пересечения двух галерей всего на две секунды раньше нас, и произошла намеченная мной встреча, та самая роковая встреча, которая неизбежно должна была произойти! Мы все столкнулись на этом перекрестке: господин Станжерсон и я, прибежавшие из конца прямой галереи, папаша Жак, явившийся с другого конца той же самой галереи, и Фредерик Ларсан, примчавшийся из сворачивающей галереи. Мы едва не упали, налетев друг на друга…

Но убийцы… не было!

Мы тупо озирались по сторонам, и в глазах у нас отражался ужас перед этим невероятным фактом'. убийца исчез!

Где он? Где он? Где он?.. Всем своим существом мы вопрошали: „Где он?"

– Не может быть, чтобы он убежал! – вскричал я, охваченный гневом, превосходившим мой ужас.

– Я почти касался его! – воскликнул Фредерик Ларсан.

– Он же был здесь, я ощущал его дыхание на своем лице! – недоумевал папаша Жак.

– Мы едва не наткнулись на него! – твердили мы с господином Станжерсоном.

Где же он? Где же он? Где же он?..

Как безумные бегали мы по обеим галереям, осматривая окна и двери – все они были закрыты и наглухо заперты… А раз мы нашли их запертыми, значит, их никто не открывал. Да и потом, разве тот факт, что человек, преследуемый со всех сторон, мог открыть окно или дверь так, чтобы никто из нас не заметил этого, не был еще более загадочным, нежели исчезновение самого человека?

Где он? Где он? Он не мог уйти ни через дверь, ни через окно, вообще никак[12]. Не мог же он пройти сквозь нас!

Признаюсь, в тот момент я был сражен, уничтожен. Ведь, в конце-то концов, в галерее было светло, и не было там ни люка, ни потайной двери в стенах, вообще никакого укрытия, где можно было бы спрятаться. Мы двигали кресла и приподнимали картины. Ничего! Ничего! Будь там китайская ваза, мы и в нее заглянули бы, но никакой вазы не было!»

Глава XVII Загадочная галерея Из записок Жозефа Рультабия (продолжение)

«На пороге прихожей появилась мадемуазель Матильда Станжерсон. Мы находились почти у самой ее двери, когда произошло это невероятное событие.

Бывают моменты, когда чувствуешь, как разум покидает тебя или, еще того хуже, мозг отказывается постичь увиденное. Пуля в голову, расколотый череп – вместилище убитой наповал логики, рассудок вдребезги… Все это, несомненно, было схоже с тем малоприятным ощущением, которое вдруг навалилось на меня, лишив умственного равновесия и угрожая концом моему мыслящему „я“ и вообще человеческой мысли!.. Моральное разрушение возведенного разумом здания, да к тому же еще вполне реальное уничтожение облеченного в плоть видения при том, что сохраняется полная ясность зрения, – какой страшный удар по черепу!

К счастью, тут на пороге своей прихожей появилась мадемуазель Матильда Станжерсон. Я увидел ее, и это спасло мою мысль от затянувшего ее первозданного хаоса… Я дышал одним с ней воздухом, вдыхал аромат ее духов дамы в черном… Такой дорогой для меня дамы в черном, дорогой дамы в черном, которую я никогда больше не увижу! Боже мой! Десять лет моей жизни, да что там – половину жизни я готов отдать за то, чтобы вновь увидеть даму в черном! Но увы! Мне осталось лишь вдыхать иногда духи, да и то… Да и то!.. Только духи, похожие на те, чей след сохранился в моей памяти с далеких юных лет…[13]

Это пронзительное воспоминание о твоих дорогих моему сердцу духах, дама в черном, и заставило меня шагнуть навстречу той, которая – вся в белом и сама такая бледная, такая бледная и такая прекрасная – стояла у входа в загадочную галерею! Ее великолепные золотые волосы были подняты вверх и не скрывали красной звезды на виске – след от раны, которая едва не погубила ее… В самом начале, когда я еще только пытался рассуждать здраво, а главное, хотел начать с нужного конца, я вообразил, будто в ночь тайны Желтой комнаты у мадемуазель Станжерсон была прическа на прямой пробор… Но разве мог я рассуждать иначе, без этой прически на прямой пробор, закрывавшей виски, до того, как побывал в Желтой комнате?

А теперь, после всего случившегося в загадочной галерее, я и вовсе перестал рассуждать, стою тут, совершенно отупев, и созерцаю явившуюся нам мадемуазель Станжерсон, такую бледную и такую прекрасную мадемуазель Станжерсон. На ней сказочно белый пеньюар. Видение да и только, нежный призрак.

Отец обнимает ее, крепко целует, словно обретая вновь, – причем уже не в первый раз, ибо и на этот раз она могла быть потеряна для него навсегда! Он не решается расспрашивать ее… Увлекает ее в спальню, куда мы следуем за ними, ибо надо же, в конце концов, знать!.. Дверь в будуар открыта. Испуганные лица двух сиделок склонились в ожидании. Мадемуазель Станжерсон спрашивает, что означает весь этот шум. И в ответ на наши расспросы объясняет:

– Все очень просто.