Тайна желтой комнаты

В назначенный час Рультабий явился ко мне. На нем был костюм английского сукна в клетку и котелок, в руках он держал зимнее пальто и дорожную сумку. Рультабий сообщил, что отправляется в путешествие.

– Сколько времени вы собираетесь отсутствовать? – спросил я его.

– Месяц или два, – сказал он, – смотря по обстоятельствам.

Я не решился ни о чем его расспрашивать.

– А знаете, – продолжал он, – какое слово прошептала мадемуазель Станжерсон, глядя на господина Робера Дарзака, до того как потеряла сознание?

– Нет, никто его не расслышал…

– Ошибаетесь! – возразил Рультабий. – Я слышал! Она сказала ему: «Говори!»

– И господин Дарзак заговорит?

– Никогда!

Мне хотелось продолжить беседу, но Рультабий уже крепко жал мне руку на прощание и желал доброго здоровья, так что я едва успел спросить его:

– А вы не боитесь, что за время вашего отсутствия будет совершено новое покушение?..

– Нет, – сказал он. – С тех пор как господин Дарзак в тюрьме, ничего такого я уже не боюсь.

После столь странного заявления он простился со мной и ушел. Встретиться с ним вновь мне довелось лишь в зале суда, во время процесса над Дарза-ком, когда Рультабий предстал перед судом, дабы объяснить необъяснимое.

Глава XXVI, В которой все с нетерпением ожидают Жозефа Рультабия

15 января следующего года, то есть через два с половиной месяца после трагических событий, о которых я рассказал, «Эпок» опубликовала на первой полосе сенсационную статью:

«Суд присяжных департамента Сены-и-Уазы соберется сегодня для разбирательства одного из самых таинственных в судебной практике дел.

Никогда еще ни на одном процессе не возникало столько неясных вопросов, непонятных и так и невыясненных обстоятельств. Однако это не помешало обвинению посадить на скамью подсудимых достойного человека, уважаемого и любимого всеми, кто его знает, молодого ученого безупречной честности, надежду французской науки, смыслом жизни которого всегда была работа. Когда Париж узнал об аресте господина Робера Дарзака, все единодушно выразили свой протест. Вся Сорбонна сочла себя оскорбленной этой неслыханной акцией судебного следователя и выразила убежденность в невиновности жениха мадемуазель Станжерсон. Сам господин Станжерсон громогласно заявил о том, что правосудие совершило ошибку, и ни у кого нет сомнения в том, что, если бы несчастная жертва имела возможность сказать свое слово, она явилась бы в суд и потребовала у двенадцати присяжных департамента Сены-и-Уазы вернуть ей человека, которого она выбрала в мужья и которого обвинение собирается отправить на эшафот. Будем надеяться, что к мадемуазель Станжерсон в ближайшем будущем вернется разум, который на время помрачила ужасная тайна замка Гландье. Неужели вы хотите, чтобы она окончательно потеряла рассудок, узнав, что человек, которого она любит, погиб от руки палача? Этот вопрос мы обращаем к суду присяжных, которому придется иметь дело с нами, и не далее как сегодня.

Мы в самом деле исполнены решимости оказать помощь двенадцати честным людям в лице присяжных и предотвратить чудовищную судебную ошибку. Разумеется, ужасные совпадения, улики, которые наводят на мысль о виновности господина Робера Дарзака, непонятное молчание со стороны обвиняемого, его загадочные исчезновения и отсутствие какого бы то ни было алиби – все это могло повлиять на следствие, которое, попытавшись установить истину, потерпело поражение и решило, видимо, поискать ее таким странным способом. Обвинения, предъявляемые господину Роберу Дарзаку, на первый взгляд кажутся столь тяжкими и неопровержимыми, что это, пожалуй, некоторым образом извиняет такого опытного, умного и обычно удачливого полицейского, как Фредерик Ларсан, ибо ясно, что на этот раз он позволил ввести себя в заблуждение. До сих пор в глазах следствия все было против господина Робера Дарзака, все оборачивалось против него; сегодня мы собираемся защитить его перед судом присяжных, мы прольем свет на это дело, и тайна замка Гландье перестанет существовать, растворится в ослепительных лучах этого света. Ибо мы знаем истину.