Тайна Желтой комнаты

Молодой репортер внимательно осмотрел петли и дверь и убедился в том, что открыть и закрыть замок снаружи было попросту невозможно. Он убедился также, что пока ключ находился в замке с внутренней стороны, нельзя было открыть дверь снаружи другим ключом.

— Это лучше, — пробормотал он, затем быстро сел на пол и снял ботинки. Оставшись в носках, он вошел в комнату и, наклонившись над опрокинутой мебелью, принялся чрезвычайно внимательно ее изучать. Мы смотрели на него молча, а дядюшка Жак насмешливо произнес:

— Вы уж чересчур затрудняете себя, мой мальчик.

— Вы были правы, дядюшка Жак, — Рультабиль поднял голову, — волосы вашей хозяйки в тот вечер не были спущены на лоб. И как только я, глупец, мог в это поверить!

Гибкий, как змея, он скользнул под кровать.

— Подумать только, — продолжал дядюшка Жак, — что убийца прятался под кроватью. Он уже был здесь, когда около десяти часов вечера я закрывал ставни и зажигал ночник, ведь ни профессор, ни его дочь, ни я не покидали лабораторию до момента преступления.

Под кроватью раздался голос Рультабиля:

— В котором часу ваши хозяева вернулись в лабораторию, чтобы больше уже не покидать ее?

— В шесть часов.

— Да, он забрался сюда, — продолжал голос Рультабиля, — это бесспорно, он мог прятаться только здесь. А когда вы все четверо вошли сюда — под кроватью смотрели?

— Тотчас же. Мы ее даже перевернули, перед тем как поставить на место.

— А между матрасами?

— На кровати находился только один матрас, на который мы и положили мадемуазель Матильду, и привратник с профессором немедленно перенесли этот матрас в лабораторию. На кровати оставалась только металлическая сетка, которая не могла никого скрыть. Наконец, подумайте, сударь, нас ведь было четверо, и ничто не могло ускользнуть от нас. Комната такая маленькая и почти без мебели.

— Быть может, он выбрался вместе с матрасом, — рискнул предположить я, — быть может, в матрасе? В замешательстве привратник и господин Станжерсон могли и не заметить, что выносят двойную тяжесть. И затем, если привратники были все-таки соучастниками… Я просто высказываю гипотезу. Но она многое объяснила бы, и в особенности отсутствие в лаборатории и в вестибюле тех следов, которые были обнаружены в комнате. Когда раненую переносили из павильона в замок, мгновенная остановка у окна могла помочь преступнику спастись.

— Ну, а дальше-то что? — поинтересовался Рультабиль из-под кровати, весело рассмеявшись.

Я был немного задет.

— Но ведь никто ничего не знает. Здесь все может быть возможно.

Вмешался дядюшка Жак:

— Эту же мысль высказал и судебный следователь. Он приказал тщательно осмотреть матрас, но, в конце концов, посмеялся над собой так же, как сейчас смеется ваш друг, потому что это был обычный тонкий матрас. И затем, мы бы увидели человека в матрасе!

Я и сам засмеялся. Действительно абсурд. Но где начинается и где кончается абсурд в таком деле? Разве что мой друг мог бы дать на это ответ.

— Скажите, — вновь зазвучал из-под кровати голос Рультабиля, — эту циновку переворачивали?

— Да, сударь. Не найдя преступника, мы решили, что в полу может быть дыра.

— Никакой дыры здесь, конечно, нет, — ответил Рультабиль, — а как насчет погреба?

— Ни погреба, ни чего-либо подобного. Судебный следователь и особенно его секретарь осмотрели каждую доску пола.

Наконец репортер показался из-под кровати, его глаза сверкали, ноздри раздувались. Он оставался на четвереньках и походил на большую охотничью собаку, напавшую на след. Казалось, он вынюхивает следы человека, которого поклялся доставить своему хозяину — редактору «Эпок», так как не надо забывать, что Рультабиль прежде всего был журналистом.

Вот так, на четвереньках, он и обшаривал углы комнаты, обнюхивал все, что было на виду и все то, чего мы не видели.

Воспользоваться маленьким туалетным столиком, стоящим на одной ножке, было невозможно. Шкаф отсутствовал, так как платья мадемуазель Станжерсон хранились в замке. Рультабиль ощупал стены, сложенные из нескольких рядов кирпича, и, покончив с ними, проворно простучал всю поверхность желтых обоев вплоть до потолка, которого он смог коснуться, только взобравшись на стул, водруженный на туалетный столик, и передвигая это шаткое сооружение вдоль всей комнаты.

Покончив с потолком, на котором он, кстати, внимательно осмотрел след второй пули, репортер приблизился к окну — наступила очередь решеток и ставней, солидных и неповрежденных. Наконец, Рультабиль вздохнул и объявил, что теперь он спокоен.

— Ну что, вы убедились, что она была заперта, наша дорогая барышня, когда ее убивали и когда она звала нас на помощь? — простонал дядюшка Жак.

— Да, — сказал репортер, вытирая лоб, — действительно, комната была заперта, как несгораемый шкаф.