Рультабий кашлянул несколько раз, и я сразу понял, что означает его кашель. Он был явно смущен, дойдя в своих объяснениях до этого момента, так как был вынужден не раскрывать до конца истинную причину ужасного поведения Ларсана по отношению к мадемуазель Станжерсон. В его рассуждениях чувствовались пробелы, его доводы вряд ли могли убедить всех, и председатель суда наверняка обратил бы на это внимание, если бы Рультабий, хитрющий, как обезьяна, не воскликнул в эту минуту:
— А теперь мы дошли до разгадки тайны Желтой комнаты.
В зале задвигали стульями, кое-кто попытался протиснуться вперед, послышалось энергичное шиканье. Всеобщее любопытство достигло наивысшего предела.
— Но мне казалось, — вмешался председатель, — что, согласно вашей гипотезе, господин Рультабий, тайна Желтой комнаты уже нашла свое объяснение. Сам Фредерик Ларсан и разъяснил нам ее, поменяв местами действующих лиц и поставив вместо себя господина Робера Дарзака. Совершенно очевидно, что дверь Желтой комнаты открылась, когда господин Станжерсон остался один, и что профессор позволил уйти человеку, который вышел из комнаты его дочери, не задержав его, возможно,
— Нет, господин председатель, — с живостью возразил молодой человек. — Вы забываете, что мадемуазель Станжерсон находилась в таком состоянии, что не могла ни о чем просить, не говоря уже о том, чтобы запереть за собой дверь на замок, да еще на задвижку… Вы забываете также, что господин Станжерсон поклялся головой своей умирающей дочери,
— Однако, сударь, это единственно возможное объяснение случившемуся!
— Дело совсем не в этом, господин председатель…
— А в чем же?
— Куда ему было бежать,
Шум в зале…
— Как это не было?
— Разумеется, не было!
— А что же в таком случае прикажете делать с уликами, свидетельствующими о его пребывании там? — запротестовал председатель.
— Вы, господин председатель, начинаете не с того конца!.. А здравый смысл говорит вот о чем: с того момента, как мадемуазель Станжерсон заперлась у себя в комнате, до той минуты, когда выломали дверь, убийца никак не мог уйти из этой комнаты, а раз его там не нашли, то, значит, в этот промежуток времени, то есть с того момента, как заперли дверь, и до той минуты, когда ее выломали, убийцы в комнате не было!
— А следы?
— Ах, господин председатель… Это опять-таки внешние улики, и только… Те самые внешние улики, которые влекут за собой столько судебных ошибок, потому что заставляют вас верить себе! Я снова повторяю, что не следует опираться на них в своих рассуждениях! Сначала надо рассуждать! А затем уже проверять, вписываются ли эти внешние улики в круг ваших рассуждений… Передо мной совсем маленький кружок, заключающий в себе неоспоримую истину: убийцы в Желтой комнате не было! Почему поверили в то, что он там был? Из-за оставленных им следов! Но ведь он мог находиться там раньше! Да что я говорю! Он должен был находиться там раньше — до этого. Здравый смысл подсказывает мне, что он был там раньше! Давайте сопоставим оставленные им следы с тем, что нам известно об этом деле, и посмотрим, противоречат ли они его предполагаемому пребыванию там раньше… до того, как мадемуазель Станжерсон заперлась у себя в комнате в присутствии своего отца и папаши Жака!
После появления статьи в «Матен» и беседы со следователем в поезде по дороге из Парижа в Эпине-сюр-Орж я окончательно убедился, что Желтая комната была наглухо закрыта и, следовательно, убийца исчез оттуда до того, как мадемуазель Станжерсон вошла в свою комнату в полночь.
В то время внешние улики самым решительным образом вступали в противоречие с моим здравым смыслом. Судите сами. Все говорило за то, что о самоубийстве и речи быть не может, значит, мадемуазель Станжерсон не сама себя убивала. Убийца приходил, видимо, раньше! Но как же так случилось, что убивали мадемуазель Станжерсон только потом? Или, вернее, казалось, что ее убивали потом? Мне, естественно, пришлось восстанавливать ход событий, которые четко делятся на два этапа, на два совершенно различных этапа, отстоящих друг от друга во времени, с разницей в несколько часов: первый этап — это когда мадемуазель Станжерсон действительно пытались убить, эту попытку она скрыла; второй — это когда вследствие мучившего ее кошмара те, кто находился в лаборатории, думали, что ее убивают!