Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК

В своей книге «Двойная спираль» Уотсон рисует бюрократов Национального научно-исследовательского совета глупцами, которые проявили некомпетентность, не оплатив полностью работу по ДНК, и тем самым лишили себя печатного выражения благодарности в ставшей знаменитой статье, которую Уотсон и Крик опубликовали через год с небольшим после описываемых событий. Сейчас, задним числом, в этом видится большая доля правды. Джеймс понимал, с чем связано будущее генетики, и хотел быть его неотъемлемой частью, невзирая на правила, навязанные неповоротливыми распорядителями долларов. По его мнению, приземленные управленцы упивались властью, чиня препоны его творческому гению, и не понимали, с кем имеют дело. Непоколебимая самоуверенность и целеустремленная амбициозность были одновременно его лучшими и худшими чертами. Нарушая условия заключенного соглашения, Уотсон дерзко отнес себя к тем, кто способен на решительные действия в науке. Мало кто способен воевать на два фронта, но именно одновременный штурм с физического и биологического плацдармов позволил раскрыть сложную молекулярную структуру белков и ДНК{460}. Редкий 23-летний аспирант отважится и сумеет обыграть академические нормы. Чиновники Национального научно-исследовательского совета, разумеется, не задумывались о дальнейшем. Они видели в поступках Уотсона не более чем попытку незрелого юнца обойти контрактные обязательства из-за своей расхлябанности. Убежденные, что случившееся с ним должно стать для других уроком, бюрократы наказали его, продемонстрировав, что дальновидная администрация была в те времена такой же редкостью, как и сейчас.

[11] Американец в Кембридже

С первого же дня, проведенного в лаборатории, мне стало ясно, что в Кембридже я останусь надолго. Уехать было бы вопиющей глупостью, так как тогда я лишился бы неповторимой возможности разговаривать с Фрэнсисом Криком.

ДЖЕЙМС УОТСОН{461}

Джеймс Уотсон в жизни не видел более красивого места, чем Кембридж. Его заворожили готические здания колледжей из кирпича и известняка, их огромные залы, часовни, шпили, зеленые газоны вокруг. Ни гранит Чикагского и Индианского университетов, ни пальмы Калифорнийского технологического института, ни лесистое побережье Колд-Спринг-Харбора не подготовили его к совершенству, которым он теперь имел возможность наслаждаться, просто приходя выполнять свои обязанности. Именно в Кембридже Уотсону в итоге открылась прекрасная в своей гармонии тайна всех живых существ.

Успешно сбежав из холодного серого Копенгагена, Джеймс не собирался тратить силы на биохимию вирусов под руководством Роя Маркема в Институте Молтено. Джон Кендрю уже поведал Максу Перуцу о том, какие препятствия пришлось преодолеть протеже Сальвадора Лурии, чтобы приехать в Кембридж, характеризуя Уотсона как блестящего молодого человека, который очень пригодился бы в биофизическом отделе Совета по медицинским исследованиям. Перуц и Кендрю намеревались установить структуру белка гемоглобина, содержащегося в эритроцитах и служащего переносчиком кислорода из легких ко всем органам и тканям организма. Они изучали также сходный, но проще устроенный белок мышц миоглобин. Оба этих белка содержат железо и связывают кислород, они имеются у большинства позвоночных животных, включая всех млекопитающих{462}.

Из-за небольшого роста, обширной лысины, очков с толстыми стеклами и австрийского акцента Макс Перуц казался старше своих 37 лет. За его вежливостью и добротой скрывались ипохондрия и целый ряд причудливых фобий – скажем, он не ходил в рестораны, в которых горели свечи, и считал незрелые бананы и минеральную воду опасными для здоровья. Отпрыск еврейской семьи, разбогатевшей на внедрении механизированных ткацких и прядильных станков в текстильную промышленность Вены, Перуц вырос в привилегированных кругах. В 1932 г. он поступил в Венский университет, где не стал изучать юриспруденцию, как хотели родители, а сначала пять семестров изучал аналитическую химию неорганических соединений, а затем увлекся органической химией и биохимией{463}.