Быстрееоленя двинулся параллельно дороге, снова преодолевая заросли папоротника, колючие кусты, огибая толстые стволы деревьев и непроходимые изгороди. Он то бежал, то прыгал или карабкался по ветвям и даже полз, чтобы не отстать от каравана. И так целый день, пока не наступила долгожданная ночь и жрецы, усталые и измученные дорогой, приказали каравану остановиться на ночлег.
Но прежде чем улечься спать, жрецы совершили обязательный для всех путников ночной обряд. В центре стоянки они установили три больших камня, подобранных прямо на дороге, и перед каждым из них зажгли на небольших плоских камушках курения — любой путник непременно брал их с собой в дорогу. Только после этого можно было обратиться к богу Эк'Чуаху — покровителю путешественников, умоляя его о ниспослании скорого и благополучного возвращения в родные дома и задабривая посулами обильных подношений после окончания путешествия.
Рабы разложили вокруг каравана сплошное кольцо костров. Ночью огонь защищал людей от диких зверей и ползучих гадов. Жрецы, погонщики и рабы улеглись прямо на земле и сразу же заснули. И только одинокая фигура бодрствующего стражника-часового возвышалась в центре внезапно выросшего в лесу сооружения из огромных мешков и человеческих тел.
Теперь Быстрееоленя нужно было дождаться, когда начнет дремать и эта одинокая фигура; он знал, что после целого дня пути часовой не станет утруждать себя ночным бдением.
Спать он, конечно, не будет, но и не откажет себе в удовольствии вздремнуть… Так оно и вышло: вначале часовой походил немного, потом остановился у одного из трех жертвенных камней, поудобнее облокотился на свое тяжелое копье и стоя задремал…
Тело Быстрееоленя взметнулось над затухавшим пламенем костра и мягко, почти плашмя не упало, а легло на землю. Это был великолепный прыжок. Любой обитатель сельвы мог позавидовать его ловкости и силе.
Убедившись, что прыжок остался незамеченным, Быстрееоленя пополз туда, где слышал голоса людей своего народа. Должно быть, это пленные братья, схваченные воинами города Спящего Ягуара во время одного из набегов на селения кочевников. Они стали рабами-носильщиками — такова была участь тех, кто избегал жертвенного камня. Как змея скользил Быстрееоленя среди спящих. Свет костров не доходил сюда, и он не столько видел, сколько ощущал их тепло и тяжелое дыхание. «Здесь», — решил Быстрееоленя. Он вплотную прижался к одному из неподвижных тел и тихо зашептал:
— Я иду от Брата Великого Каймана… Мой народ — твой народ… Проснись, брат, проснись…
Каменоломня
Плеть со свистом рассекла воздух — раздался резкий щелчок. Канаты врезались в мокрые, потные спины, сдирая в кровь кожу на плечах и даже на затвердевших от работы ладонях, но плита лишь слегка покачнулась. Еще щелчок — на этот раз уже по голым спинам, и снова канаты натянулись струной в бесплодной попытке сдвинуть с места каменную громаду.
— Э… э… э! — понеслось по каменоломне. — Сюда… а… а!
Крик разбудил старшего жреца-надсмотрщика, дремавшего в тени под навесом из широких листьев пальм. Он лениво потянулся, встал и не спеша направился к котловану карьера, вырубленному в гигантском массиве известняка. Широко расставив ноги, жрец неподвижно застыл на самом краю обрыва, спускавшегося в карьер.
Рубщики камня, побросав свой нехитрый инструмент — тяжелые камни овальной формы и рубила из твердого базальта, — словно муравьи, облепили плиту, перехваченную в нескольких местах канатами. Стало непривычно тихо, и от этого жара казалась еще более невыносимой.
Ноги нащупали упор, бронзовые тела слились с белой плитой, канаты натянулись — все замерло в ожидании сигнала.
— Сссч! Сссч! Сссч! — взвыли бичи надсмотрщиков, и каменная громада поддалась: она медленно поползла вверх по отлогому склону, выложенному обрубками стволов толстых деревьев.
Убедившись, что вмешательства не потребуется, — вчера по его приказу до смерти забили палками двух нерадивых каменотесов, — старший жрец повернулся спиной к карьеру. Его покрасневшие от сна глаза на оплывшем жиром лице, помятом временем и невоздержанностью, выражали тупую ненависть. Жрец уже было решил вернуться в укрытие, но внезапно каким-то неведомым чувством, скорее чутьем, он уловил движение на тропе, которая уходила на восток к великому городу Спящего Ягуара.
Вскоре из густых зарослей сельвы, сквозь которую проходила тропа, появились носилки. Их несли четыре рослых раба. За носилками гуськом шагали воины и прислуга. Жрец заметил среди них людей в одежде подмастерьев-строителей; сомнения исчезли: это был Великий Мастер, и жрец вприпрыжку засеменил навстречу.
Но встреча с Великим Мастером произошла не так, как хотелось жрецу: не останавливаясь, процессия прошла мимо, и жрецу ничего не оставалось, как затрусить назад к каменоломне вслед за носилками.