Это было связано в первую очередь с тем, что, как ни старались переписчики рукописи Ланды, они все же сильно исказили знаки «алфавита», и отождествить их с древними иероглифами было чрезвычайно трудно. Именно поэтому оба ученых допустили серьезные палеографические ошибки.
Случилось так, что эти досадные сами по себе ошибки сыграли роковую роль в исследовании письменности древних майя. Они послужили лишь для доказательства правоты тех исследователей, которые отрицали существование у майя иероглифического письма, передающего звуковую речь. Ошибочное определение рисунка знаков породило утверждение, что письмена майя нельзя читать, как, скажем, древнеегипетские или китайские иероглифы, ибо им не соответствуют какие-либо единицы языка, а можно лишь толковать тот или иной знак. Следовательно, говорили эти ученые, письмо майя является иконографическим, то есть каждый знак или группа знаков — это «икона», изображение чего-то совершенно конкретного, а раз так, толкование одного знака ни на йоту не поможет толкованию другого.
Их идейным вождем стал американский профессор Эрик Томпсон, многие годы, вплоть до самых последних лет, считавшийся непререкаемым авторитетом в науке о древних майя и их письме. Он громил любую попытку доказать, что письменность майя иероглифическая, используя для этого ошибки своих оппонентов, главным образом в палеографии, иными словами, в умении правильно определить рисунок знака или их сочетания. Томпсон категорически заявлял, что расшифровка новых знаков в письменности майя не упрощает задачу толкования остальных, как это бывает, например, в письме, где употребляется алфавит, или в кроссворде. Он безапелляционно объявил, что Ланда ошибся в попытке получить алфавит майя у своего «консультанта», ибо знаки майя обычно передают слова, изредка, может быть, части сложных слов, но, решительно настаивал Томпсон, не буквы алфавита.
Даже крупный американский лингвист, один из пионеров современного языкознания, Бенджамен Ли Уорф, выступивший против этого категорического и безапелляционного суждения своего соотечественника, был подвергнут уничтожающей «критике» Томпсона. На работах Уорфа был поставлен крест. К сожалению, он допустил серьезные палеографические ошибки в своей попытке на практике доказать, что письмо майя было иероглифическим и передавало звуковую речь, а не набор разрозненных знаков-ребусов, что и предопределило финал научной баталии.
След, который нашел Брассер де Бурбур, на этот раз, казалось, был утерян окончательно.
Перед вами рукопись на неизвестном языке. Вернее, вы еще не знаете, так ли это, а только предполагаете, что стройные ряды и колонки тщательно выведенных замысловатых знаков и значков, разноцветных рисунков и орнаментов являются рукописью. Иногда проходят годы и даже десятилетия — история знает такие примеры, — прежде чем предположение превращается в уверенность, в твердое убеждение, непоколебимую веру, что это действительно рукопись.
Молодой дешифровщик, впрочем пока только он один называет себя так, уже в который раз вглядывается в серо-белые листы фотобумаги, на которых изображены страницы рукописей. Их, рукописей, только три.
Одна хранится в Дрездене. На длинной полосе бумаги, сделанной из луба фикуса и сложенной складками, наподобие веера или мехов у гармошки, волосяной кисточкой на 74 страницах нанесены таинственные знаки и непонятные рисунки. Другая рукопись, хранящаяся в Мадриде, состоит из двух фрагментов — всего 112 страниц — и также сложена складками, однако у нее нет начала, это сразу видно, нет и конца. В еще худшем состоянии рукопись, найденная Леоном де Рони в архивах парижской библиотеки. Это даже не рукопись, а фрагмент из 24 страниц, к тому же сильно поврежденный.
И все. Все, что уцелело от костров испанской инквизиции, уничтоживших четыреста лет назад рукописи индейцев майя.
С чего начать? Как подступиться к ним? Как заставить заговорить этих древних свидетелей выдающейся цивилизации Американского континента? А может быть, американский профессор прав, и они вообще не умеют говорить?
Тогда, много лет назад, выпускник Московского университета Юрий Кнорозов не мог дать ответа на эти и еще многие другие вопросы, возникавшие у каждого, кто хоть раз увидел рукописи майя. Он знал многое — вернее, почти все, что было опубликовано в мировой печати об этих манускриптах, вот уже почти столетие плативших черной неблагодарностью — молчанием всем тем, кто стремился проникнуть в их тайну.