Тайна Зои Воскресенской

Действительно, остаться в море одним страшно. Но доктор Чарлз заверил меня, что капитан знает, что делает, и по секрету сообщил, что в трюмах нашего парохода не только танки, но и боеприпасы, снаряды, патроны, динамит… Немецкие субмарины прорвались внутрь каравана. С утра, как обычно, может начаться бомбежка, на конвой обрушатся с воздуха немецкие бомбардировщики. Наш пароход может взорваться даже не от прямого попадания, а от детонации. Поэтому лучше отстать от каравана и остаться одному. Так вернее. Сейчас охота идет против всего конвоя, и немцы не будут отвлекать силы на наш пароход.

– Капитан умница, – сказал доктор. – Мы догоним конвой – он идет противолодочным курсом, а мы идем прямым и пройдем в три раза быстрее.

…В эту ночь, кроме меня, на пароходе наверняка никто не спал. Я же не ведала об опасности. А смерть в железном рогатом шлеме ходила вокруг корабля. Порой терлась шершавой щекой о борт, покачивалась на пологой волне. Днем я стала невольным свидетелем разговора капитана со своими помощниками. Пароход попал на минное поле. Это были мины, очевидно сброшенные с германских самолетов в море, а возможно, сорванные штормом с якорей и теперь разгуливающие по волнам.

Заметили их на рассвете. Срочно была усилена вахта, команда приведена в боевую готовность. Матросы, вооружившись баграми, биноклями, свистками, лежали на палубе у фальшборта и зорко вглядывались в волны. От резкого звонка впередсмотрящего все превращались в слух и зрение.

Матросы, завидев рогатую гостью, осторожненько отводили ее баграми, и огромная чугунная голова медленно уходила за корму, покачивая рогами. Матросы бегали по палубе на цыпочках, говорили вполголоса. Я не видела такой тревоги даже во время торпедной атаки. Матросы, не стесняясь меня, высказывали самые страшные прогнозы, что, мол, стоит такой мине стукнуться как следует о борт корабля, как сработают взрыватели и двести пятьдесят килограммов взрывчатки разнесут судно вдребезги.

Я холодела от ужаса, лучше б не знать.

С наступлением темноты капитан приказал заглушить машины и положил корабль в дрейф. С обоих бортов на воду были спущены шлюпки, матросы вглядывались в черные волны – не покажется ли страшная морда мины, а завидев ее круглую шишковатую макушку на волне, протягивали багры и самыми ласковыми словами провожали ее за корму, а вслед пускали страшные ругательства. Утром, когда на востоке обозначилась бледная полоска рассвета, вахтенный сигнальщик доложил, что море спокойно, мин не видно…

Спустя два дня между островами Шпицберген и Медвежьим мы снова примкнули к каравану и увидели наши советские военные корабли, которые приняли транспортные суда под свою охрану.

Да, советские военные корабли перепахали Баренцево море, охраняя конвои, спасая английские и американские экипажи с гибнущих и погибших транспортных кораблей. Высматривали каждый плотик, каждый обломок, за который мог ухватиться тонущий.

Еще мили две хода – и видны Мурманские сопки. Шестнадцать суток позади. Караван втягивается в горло Кольского полуострова.

Я с трудом перевожу на английский команды лоцмана: «Восемнадцать метров…», «Трави якорную Цепь…» Опускаю непереводимый с обеих сторон морской жаргон, стараюсь как можно быстрее превратить Метры в футы.

Здравствуй, причал родной земли!

Глава 25. Горбушка хлеба

Мурманск. Почти весь день ушел на организацию причалов и якорных стоянок для пароходов. Капитан Эндрю попросил меня быть переводчиком у советского лоцмана и в благодарность за дружеское участие и добрую компанию в походе подарил мне цветную мозаику – фигурные кубики для взрослых. Храню их до сих пор.

Матросы помогли мне перенести вещи в гостиницу. Было начало марта 1944 года. Над Мурманском уже на несколько часов появлялось солнце. Оно освещало мрачную картину разрушенного города. Руины, руины, руины…

И все же город жил. Торговали магазины. Сновали прохожие. Гуляли влюбленные парочки. Маршировали солдаты. Инвалиды на костылях в бушлатах и тельняшках. Это они изведали «купание» в Баренцевом море, где теряли руки и ноги. Фронтовой город.

Вечерним поездом я отправилась в Москву. Пассажиров было мало. Моим соседом по купе оказался капитан 2-го ранга с девочкой, вид которой меня поразил. Голубая прозрачность лица и не по-детски печальные глаза. «Больная девочка», – решила я.

Поезд отправился. Я познакомилась с попутчиками. Он – командир подводной лодки, ленинградец, везет дочку на Украину к родственникам. Увидев наклейки на моих двух мешках и чемодане, он понял, что я прибыла из Великобритании с конвоем. Он и сам встречал и охранял конвои. Мой новый знакомый обратился ко мне на английском языке и сказал, что его жена, мать и младший сын погибли от голода в Ленинграде, а чудом оставшуюся в живых дочку знакомые привезли к нему в Мурманск. Просил ни о чем девочку не расспрашивать, она еще не может прийти в себя после пережитого. Назвал ее по-английски Элизабет.