Тайна Золотого гроба. Изд. 2-е.

Внимательный читатель, возможно, заметил, что в одном месте сказки зловещая красавица названа одновременно «честною» и «женою царевой»: «жена царева— честная». Слова «жена царева» заключены в ободок, как было принято в скорописи, когда это звание одно без имени служило обозначением царицы. Что Кийа тоже могла быть одновременно «честною» и «женою царевой», показывает чернильная пометка из раскопок В. М. Флиндерса Питри в Ax-йот: «(напиток) срмт жены царевой Кийа», где имя «Кийа» еще не вписано в ободок как царское. Имеется еще другая скорописная пометка, переданная лишь в извлечении в последнем издании английских раскопок «города Эх-не-йота», в которой упоминается «сень Рэ жены царевой— жива она! — на юге». В этой «сени Рэ», естественно, хочется вместе с издателем, X. В. Фэермэ-ном, видеть ту самую «сень Рэ», которая имелась в царской усадьбе на юге Ax-йот. Но усадебная «сень Рэ» принадлежала не царице Нефр-эт, а Кийа, так что Кийа и должна быть «женою царевою», упомянутою в пометке. В пометке звание «жена царева» заключено в ободок и снабжено многолетием «жива она!». Как и ободок, многолетие подобало обозначениям царей и цариц— даже для царевен ни то, ни другое не было принято. Затем читатель мог также заметить, что один раз в сказке красавица названа не просто «честною», а «честною большою». Кийа тоже величалась «большою»: «жена-любимец большая». Прилагательное о «большой» было словом хотя и древним, но употребительным в просторечии в занимающую нас пору, чего нельзя сказать о более торжественном вэр «великий». Последнее прилагательное входило в состав звания царицы Нефр-эт: «жена царева великая». И вот любопытно, что к самому концу царствования своего супруга Нефр-эт, не отказываясь от стародавнего обозначения «жена царева великая», начинает величаться также по-новому: «жена царева большая».

Повлияло ли на царицу звание все более и более возвеличивавшейся соперницы, трудно сказать. Однако уже наставал час, когда побочной жене фараона суждено было, видимо, вознестись выше самой царицы. Если второй фараон действительно Кийа, то она под конец царствования своего возлюбленного стала его венценосным сотоварищем.

Этому сотоварищу Амен-хотп IV отдал свой фараоновский синий венец. Отныне именно в нем появлялся на памятниках новоявленный второй царь. Неотъемлемой частью венца был царский аспид. В руки женственный венценосец получил царские скипетры. Но увенчанный фараоновским венцом, держащий фараоновские скипетры, он должен был облечься в соответствующие им фараоновские одежды: получить право на царский передник, убранный понизу изображениями аспидов, носить по-мужски укороченное складчатое одеяние. Правда, было сделано некоторое послабление: складчатое платье младшего царя оставалось шире, чем одеяние старшего, да и длина облачения была у него большею, чем у того.

Для подданных женственный фараон становился предметом поклонения вместе с Амен-хотпом IV и самим солнцем. Французская исследовательница К. Де-рош-Ноблькур правильно подметила, что второй фараон, которого она вместе со всеми принимала за Сем-нех-ке-рэ, заменил тут царицу Нефр-эт. Возможно, что маленькая плита с незаконченным изображением второго царя, наполняющего чашу первому, была тоже заказана частным лицом, но достоверно это известно о другой небольшой плите с изображением царей за столом. Надпись на ней сообщает, что ее «сотворил воин (подразделения) Воссиявший в правде» («Воссиявший в правде» — одно из имен высоко чтимого Амен-хотпом IV отца и предшественника — Амен-хотпа III). Значит, даже простой воин находил нужным заказывать моленную плиту с изображением новоявленного фараона! Самому солнцу, представленному вверху плиты, не оставалось ничего другого, как одинаково ласково простирать свои руки-лучи к тому и другому царю и подносить к носу каждого по знаку жизни. И оба царя восседают за столом почти как равные. Как это отлично от сходной плиты, на которой Кийа была переименована в Семнех-ке-рэ! Там она стояла, смиренно склонившись позади своего повелителя, больше придаток к нему, чем предмет поклонения, но тогда она явно не была еще фараоном — ведь платье на ней чисто женское. Плита эта, видимо, была тоже частного лица, так как на обратной стороне изображено молящимся некое должностное лицо солнечного храма.