Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.]

«Простите меня за то, что я дурачила вам голову открытками. Дело совсем не в открытках.

Я приходила к вам от вашего сына Васи, который жив и здоров и не чает дождаться встречи. Вася живет не так далеко и скоро вернется домой. Больше ничего сообщить не могу, так как с меня взяли клятву, чтобы не болтала. А билет прошу продать и в Архангельск не ездить. На фронт тоже ничего не пишите, потому что все в порядке. По просьбе Васи возвращаю пятнадцать рублей, которые он у вас брал.

С глубоким уважением известная вам девочка X».

Белка вернулась к нам, надеясь осторожно подсунуть записку и уйти. Но мама была уже не одна. У нее в комнате сидел высокий стройный человек с бледным худым лицом, на которого Белка, может быть, не обратила бы внимания, если бы не разговор, который человек вел с мамой.

Этот человек мягко уговаривал мою маму не уезжать в Архангельск.

— Я еще раз говорю, Мария Ефимовна, — услышала Белка, как только вошла в комнату, — не делайте этого… Васю не нашли… Но вовсе не следует, что он утонул. Скорее наоборот…

Белка не выдержала и вмешалась:

— Конечно, не утонул…

— Ну вот видите… — слабо улыбнулся этот симпатичный человек. — И девочка того же мнения.

— Но ведь уже больше недели его нет, — с прежней тоской возразила мама. — У них уже и запасы еды давно кончились. Должны бы вернуться, если бы были живы.

— Вы не знаете Васю, — начал было человек, но мама только грустно улыбнулась:

— Я не знаю Васю?

Она посмотрела на Белку, но таким взглядом, будто не видела ее перед собой. Потом словно опомнилась и спросила:

— А у вас как дела, Павел Васильевич?

Белке ничего не сказало это имя, которым мама назвала симпатичного человека с бледным лицом.

А ведь Павел Васильевич это — дядя Паша.

— Мои дела очень плохие, Мария Ефимовна, — ответил дядя Паша, — меня исключили сегодня из партии.

— Все-таки исключили… — соболезнующе произнесла мама, и по ее тону Белка почувствовала, что она уже часто говорила с дядей Пашей на эту тему. — Какая ошибка!

— Ошибки нет, Мария Ефимовна, — неожиданно принялся доказывать дядя Паша. — Потеря бдительности в военное время — такое же преступление, как измена.

— И вы не сказали, что передали документы Белотелову?

— Конечно, нет. Зачем я буду подводить товарища… Мне от этого легче не будет, а Пантелеймону Петровичу были бы неприятности.

Моя мама после этих слов вся так и вскипела. Она вскочила с места, швырнула на стол карандаш и сердито стала перед дядей Пашей:

— Так вот, знайте, Павел Васильевич! — Белка так и замерла от удивления: мамин голос был совсем не робкий и не покорный.

— Я окончательно убедилась, что вы кисель, тряпка, гнилой интеллигент! Я завтра же пойду в горком, чтобы сказать то, что вы обязаны были сами сказать. И почему вы так щадите своего Белотелова?

— Белотелова?! — вскрикнула от изумления Белка. — Не надо щадить Белотелова, ни за что не надо щадить!

Но мама даже не обратила внимания на ее слова и продолжала:

— Вас исключили из партии… Но документы-то потеряли не вы, а он! И уж, если на то пошло, Павел Васильевич, я не верю ему. Не верю в странную историю с портфелем, не верю в то, что Лева Гомзин — вор. Ни во что в этой белотеловской истории я не верю…

— Мария Ефимовна! — опять не удержалась Белка и вставила словечко. — А вы сходите в НКВД… Там есть капитан Любомиров… — но тут Белка опомнилась и прикусила язык.

— …и в благородство Белотелова я не верю, — продолжала мама. — Он рассказывает теперь, что не хотел вас подвести. Потому и говорил в милиции, что в портфеле были не документы, а деньги. Предположим, вранье в милиции и было вызвано у него благими намерениями, хотя что хорошего, если человек скрывает от милиции правду! Но почему он вам-то сразу не объяснил, что документы похищены?

— Не хотел расстраивать, — неуверенно ответил дядя Паша. — Надеялся найти документы.

Жалко, не было при этом разговоре меня! Я бы открыл глаза дяде Паше! Он бы тотчас увидел, какую змею пригрел! Белотелов ведь не только нас с Левкой оклеветал, а еще подвел своего лучшего друга под исключение из партии. Подожди же!

А Белка стояла на пороге и не знала, как ей ловчее подсунуть записку и уйти. Наконец стоять непрошеной гостьей в чужой квартире стало совсем неудобно, и Нюра сказала первое, что пришло в голову:

— Мария Ефимовна! Я нечаянно оставила у вас фотографию Лемешева… Разрешите, я ее поищу…

Мама разрешила. Белка для вида покопалась в книжках на столе, положила на самое видное место свою записку, сказала:

— Ну, нашлась фотография! — и выскользнула за дверь.