Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.]

— Ага, мне ситро, — сказала Белка, сразу вообразившая себя дамой.

— На Клондайке все больше виски глушат, — сказал Левка, как будто только и делал, что сидел в Доусоне и глушил виски.

— Гнусный напиток, я вам скажу, — сморщился академик.

Расставил он еду, отошел к двери, прищурил глаз, оглядел стол и справа и слева, а потом спрашивает:

— Как вы находите? По-моему, все для праздничного банкета готово. Разрешите поэтому сообщить вам небольшую новость. За открытие месторождения медной руды вам, друзья, законно причитается 75 тысяч рублей премии. Скажите, куда перевести деньги?

Мы так и опешили. У Белки глаза стали величиной с блюдце.

— Зачем же вы даете им так много денег? — удивилась она. — Мне раз дали тридцатку, и то я с ней измучилась, не знала, куда девать.

— На танк, ребята! — закричал я.

— На танк! На танк! — заорали Димка с Левкой, и мы все зааплодировали, потому что теперь-то уж могли купить танк.

Вместе с академиком Туляковым мы стали думать, как назвать этот танк.

— Давайте назовем так, — глубокомысленно заявил Левка: — «Три двоечника».

— Разве вы все еще плохо учитесь? — удивился Туляков.

— Нет, — запротестовала Белка. — Это он просто старину вспомнил. Это когда еще им «бы» мешало…

— Я предлагаю, — сказал я: — «Три отличника».

— Вот правильно! — сразу откликнулся Туляков. — Наконец я слышу речь не мальчика, но — мужа. Откуда это? — спросил он у Димки.

— Думаете, не знаю, да? — обиделся Димка. — Из «Бориса Годунова». Слова Марины Мнишек в сцене у фонтана.

— Хорошо! — похвалил Туляков. — Вот это хорошо. Люблю начитанных, но не терплю, когда плохо учатся. Ну как: «Три двоечника» или «Три отличника»? И почему только три? А четвертая? — указал он на Белку.

Мы думали, думали и решили назвать танк «Отличником».

— Тогда предлагаю… — сказал Туляков.

Но тут пришла с работы моя мама, а с ней Димкина мама, и академик Туляков, хотя и не знал мудрости Снежной Тропы, повел себя в чужой хижине как хозяин. Он снял с женщин пальто, подал им стулья:

— Предлагаю выпить за отличников! — и взял в руки бутылку, сломал проволоку, вытащил немного пробку и крикнул:

— Внимание!

Мы все стали смотреть, как из бутылки выползает пробка, а Туляков спросил:

— Куда прикажете выстрелить? Я в молодости был очень метким стрелком.

— В мишку, — сказал Левка.

На шифоньере у нас всегда сидел плюшевый мишка. Туляков повернул бутылку на шифоньер, Белка стала жмуриться так, что от васильков остались одни реснички. Бах! — мишка кувыркнулся.

— Наповал! — рассмеялся академик и стал разливать по рюмкам шампанское.

— Мне ситро! — крикнула Белка.

— И нам ситро! — сказали Левка и Димка.

Мне очень хотелось выпить со взрослыми, но я решил быть солидарным с друзьями и тоже попросил ситро.

— Ого, — сказал Туляков, — наши золотоискатели привыкли к содовой!

Он открыл бутылку ситро, и оно стрельнуло еще громче.

Бывают же такие хорошие академики! А ходит в очках на ниточке, в смешной шапочке — ни за что не подумаешь, что хороший…

Танк «Отличник» упоминался за боевые подвиги даже в сводке «Совинформбюро». Экипаж его с нами переписывается, и мы стараемся, чтобы наш танк соответствовал своему званию, учимся только на «отлично».

— «Бы» больше не мешает? — спросил однажды, встретив меня на улице, академик Туляков.

Вместо ответа я задал ему загадку:

— А и Б сидели на трубе. А — упало, Б — пропало, что осталось?

— И…

— Нет, «о». Отлично!

Он засмеялся и чмокнул меня в щеку. Хороший академик. Не то что тот майор!

* * *

Вот мой рассказ и окончен. Я, конечно, понимаю, что мне далеко до писателя, но одно скажу: эту книгу прочитают все наши острогорские ребята. Они слышали про нашу историю, и им любопытно будет узнать, как все у нас получилось. Девочки, конечно, читать не будут. Им нужны поэтические описания природы, психологические переживания, всякие охи да вздохи. Но я считаю: все это ни к чему.

Ребятам, по-моему, понравится. И Белке понравится. А остальные девочки, если уж им позарез нужны описания и переживания, пусть читают Майна Рида и Фенимора Купера.

ЧЕТВЕРО ИЗ РОССИИ Повесть

Эту историю я рассказывал еще в 1945 году своему сыну Всеволоду. Но сейчас его нет, и он никогда уже не сможет прочитать книгу, которую так ждал. Теперь с повестью ознакомятся тысячи мальчиков и девочек, таких же смелых, честных и отважных, каким был он.

Светлой памяти сына посвящаю эту повесть.

— Не узнаете?

Высокий парень ростом под самую притолоку стоял в дверях и широко улыбался мне, как старому знакомому:

— Я — Молокоед. Помните?