Лиза с радостью согласилась. Она сказала, что сегодня же попытается проникнуть в кабинет Рудольфа и узнает все, что нас интересует. Когда она уже удалялась, я подумал, что Лиза может включить приемник на всю мощность и перебудит всех обитателей дома. Едва я сообщил об этом Димке, как он переполошился и громко крикнул:
— Лиза!
— Тс-с! С ума ты сошел! Так можно разбудить горбуна.
— Никого я не разбужу. Верблюжий Венок сейчас дрыхнет без задних ног.
Лиза вернулась, и Димка принялся инструктировать ее.
— Ладно, ладно, Димка, — шепнула Лиза. — Только ты не очень кричи.
Не успели мы прикрыть дверь амбара, как в з
Утром Лиза не вышла к завтраку. А когда мы направились в поле, нас обогнала хозяйская повозка, в которой ехала баронесса. Рядом с ней сидела служанка. Поравнявшись с нами, она крикнула по-русски: «Прощайте, ребята!» И хотела еще что-то произнести, но баронесса стукнула ее кулаком по голове. Лиза упала на сиденье, закрыв лицо руками.
— Господин Камелькранц, куда ее повезли? — спросил я.
Управляющий буркнул:
— Не твое дело…
— Почему не мое? Ведь она — русская.
— Может, ты думаешь, что тебя назначили сюда русским консулом? — засмеялся Сташинский.
— Не всех же посылать сюда шпионами гестапо, — громко, так, чтобы все слышали, ответил я.
— Не понимаю, — растерялся Франц.
Меня трясло от негодования. Я повернулся к Сташинскому и со всем презрением, какое только можно передать голосом, выкрикнул:
— Ты все понимаешь, гадина! — и, подпрыгнув, треснул подлеца по щеке.
Он бросился с кулаками на меня. Я скрылся за спиной Сигизмунда. Поляки схватили Сташинского за руки и принялись уговаривать:
— Как не стыдно, Франц! Он еще ребенок.
Один Заремба молча стоял в стороне и сверлил своего соотечественника мрачным взглядом.
— Мне стыдно, Василь, сегодня за свой народ, — шептал он.
Ночью, оказывается, Юзеф слышал, как кто-то из нас крикнул «Лиза!», после чего Сташинский выскочил во двор. Юзеф не знает, что делал во дворе Франц, но через некоторое время пронзительный вопль раздался в замке. А поляк вбежал в барак и улегся как ни в чем не бывало в свою постель.
— Думаю, Франц сделал какое-то подлое дело! — посмотрел на меня бывший горняк из Каттовиц.
Я-то знал теперь, какое это дело! Франц подслушал наш ночной разговор, и когда Лиза села к радиоприемнику, разбудил Камелькранца или баронессу.
К нам подошел Сигизмунд, высыпал из ведра картошку, посмотрел печально:
— Да… Теперь нам жизни не будет. Когда в стаде появится паршивая овца, можно ждать всего.
— Кого ты зовешь паршивой овцой? — ухмыльнулся Заремба.
— Известно кого…
Утром мы, как обычно, прибрали солому и ждали звонка на завтрак, но в бараке раздались крики. Юзеф Заремба выскочил: во двор:
— Господин Камелькранц, идите скорее сюда!
В его словах было столько неподдельного ужаса, что мы тоже бросились в барак. В углу, близ дверей, лежал с открытыми глазами на топчане Франц, Он позеленел, лицо мучительно искривилось. Франц был мертв.
Камелькранц выгнал всех поляков во двор, прикрыл дверь на замок и быстро ускакал за гестаповцами. Батраки толпились во дворе, и по их лицам было видно, будто они ничего не понимают. Сигизмунд поймал мой взгляд и недоуменно пожал плечами. У амбара сидел Заремба и брился осколком стекла. Он порезался в нескольких местах и густая кровь покрывала его щеку. Но Юзеф без зеркала, без мыла продолжал драть свою жесткую, черную бороду. Наконец удовлетворенно потер рукой по изрезанному лицу и, взглянув на окровавленную ладонь, умылся под умывальником.
— Кого еще побрить? — весело крикнул Заремба. — Дешево, пока. Дешевле, чем в Варшаве, в парикмахерской у Жаботинского.
Никто не поддержал его шутку.
В глубине двора сидел глухонемой и держал перед собой газету. К нему подошел Юзеф и, толкнув плечом, громко спросил:
— Что нового, Отто?
Глухонемой повернулся и воззрился на его губы.
— Что нового? — еще громче крикнул Заремба.
Отто улыбнулся и что-то замычал.
— Высшая степень образованности, — плутовато скосив глаза, проговорил Левка. — У них даже глухонемые грамотные.
— Это не ты его? — подмигнул немому Заремба, кивая на барак.
Отто сделал брезгливое лицо и, мыча, отмахнулся руками.
В ворота стукнули, Юзеф бросился открывать. Хорошо известная нам автомашина въехала во двор. Хлопнули дверцы, выпустив четверых: Клюге, еще двух гестаповцев и одного плюгавенького человечка в грязном белом халате.
— Где он? — бесстрастно спросил Клюге.
Юзеф, распоряжавшийся как у себя дома, подвел гестаповца к бараку и усмехнулся:
— Господин управляющий изволили его закрыть. Боятся, как бы не убежал…
— Сломать зам
Два гестаповца отыскали в сарае небольшой ломик. Но подошел Юзеф и легко отодрал замок голыми руками.
Труп предателя вытащили во двор.