Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]

— Слушай, Фёдор Большое Ухо! Когда мы вернёмся обратно в Европу, ты прежде всего достань Джека Лондона и прочитай его книгу «Сын волка». Из неё ты узнаешь, какой клад для индейца в пути скво: она разжигает мужу костёр, готовит пищу, кормит собак, гребёт за него на лодке и прокладывает путь его собакам.

— А если собак нет, — добавил Димка, — она несёт за него всю поклажу. Так что индейцу и делать ничего не остаётся: идёт себе потихоньку, жуёт табак и произносит изредка умные слова.

— А бывают, Большое Ухо, и такие жёны, как, например, была Пассук, жена Ситки Чарли. Он купил её у одного племени на берегу Солёной Воды. Сердце его не лежало к ней, но он собирался в далёкий путь, и ему нужен был кто-нибудь, кто кормил бы его собак и помогал грести на лодке. Вот он её и купил. И что ты думаешь, Большое Ухо? Маленькая Пассук не только всё делала за Ситку Чарли. Когда они пошли к миссии Хейнса через пустыню Вечного Безмолвия, у них кончились у Оленьего перевала запасы еды. Они стали уже умирать от голода, но Пассук дала Ситке Чарли мешочек с мукой, который сберегла для него из своей нормы. И этот мешочек спас Ситку Чарли. Вот почему, Большое Ухо, я и говорю, что зря мы не позаботились обзавестись жёнами.

— Теперь я всё понял… Ты правду сказал, Молокоед. Надо было мне взять с собой Любку Возжухину.

— Кого, — захохотал Димка, — Любку? Да она не только оставить что-нибудь для тебя — всё твоё поела бы! Её мать сама рассказывала: за этой Любкой гляди да гляди — не то одна съест весь паёк на шестерых за один присест.

— Врёшь! — крикнул Лёвка и стал выпучивать глаза.

— Я вру? — покраснел Димка.

— Врёшь!

— Значит, я врун?

— Ты не только врун. Ты — брехун. Наша Мурка против тебя — благородное существо.

Димка бросился на Лёвку с кулаками, но я разнял их и сказал, что так эти дела не делаются. Когда один из золотоискателей обвиняет другого во лжи, то они идут драться к проруби, и первый удар в таких случаях должен делать тот, кого обвинили. А все остальные должны смотреть, чтобы всё было по правилам.

— А почему драться надо обязательно у проруби? — спросил Лёвка, незнакомый с правилами полярной дуэли.

— Это затем, что бы подранок не убежал. Как упал в воду — так и конец.

— А! Это хорошо! — сказал Лёвка, пылавший жаждой мести.

Димка тоже согласился. Мы решили, что они будут драться над обрывом Зверюги, а я буду смотреть, чтобы соблюдались правила.

Начинало темнеть, а мы всё ещё шли по Тропе. Лёвка поминутно ворчал и отставал.

— Вот что делает с человеком жирок, — ехидно заметил Димка.

— Да, Фёдор Большое Ухо, у тебя на костях слишком много жира и мяса. Таким, как ты, тяжело выносить длинную дорогу.

— Ещё посмотрим, кто её легче вынесет: я или этот долговязый, — кивнул на Димку Фёдор Большое Ухо. — Тоже мне — Быстроногий Олень!..

Наконец, внизу показалась река, которая огибала большую голую скалу и терялась за ней.

— Ура! — закричали мы и бегом пустились вниз, в заветную Золотую долину.

«Перед ними открылась», — начал бы описывать Майн Рид, — но не бойтесь, я этого не сделаю: не выношу длинных описаний. Кстати, ничего перед нами и не открылось, потому что уже совсем стемнело. Да осматривать пейзаж и не особенно хотелось: устали и продрогли, как собаки. Мы просто свернули у скалы влево, высматривая местечко, где можно было бы заночевать. И тут нам подвезло. Недалёко от берега мы заметили одинокую хижину. Вошли — темно, никого нет. А по законам северного гостеприимства человек может занять в пути любую хижину, кто бы её ни построил. Ведь было же так: приехал однажды Мэйлмут Кид домой, а жильё уже занято, и его, хозяина, в собственной хижине приветствовали, как гостя.[31]

— Это номер! — воскликнул Димка, когда мы вошли в убогое жилище. — А чем же мы костёр разводить будем, ведь спички-то у нас все размокли?

Лёвка молчал, было слышно, как он стучал зубами от холода.

— Ты, наверно, забыл, Дублёная Кожа, что Молокоед недаром считает себя учеником Ситки Чарли. У Ситки Чарли, когда он вставал на Тропу, всегда находились драгоценные спички и кусочки сухой берёсты. Вот они, пожалуйста!

Я снял шапку и достал оттуда спички и берёсту, которые упаковал ещё дома в промасленную бумагу.

Крики дикого восторга огласили хижину. Лёвка сразу вспомнил, что он интендант, и побежал, за дровами.

Мы открыли дверь и развели костёр прямо на земляном полу. Из темноты выступили чёрные, уже подгнивающие стены, развалившаяся печка в углу и низкие нары, на которых лежало сгнившее сено и высохшие берёзовые ветки. Было очевидно, что здесь давно никто не обитал.

Мы натаскали свежих еловых веток, расстелили их на полу у костра, и в нашей хижине, хотя и было дымно, сразу сделалось тепло. Через полчаса мы уже спали как мёртвые.

— Правильная хижина! — пробормотал сквозь сон Димка.

Ему никто не ответил.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На берегу Зверюги. «Ага, Сударыня Жила!» Дуэль над обрывом. Золотая лихорадка. Под угрозой голодной смерти.