Тайна Золотой долины. Повесть

- Смотри! - Димка указал на ноги рыжего человека. Он был обут в тяжёлые ботинки немецкого солдата с подковками на пятках и носках: точь-в-точь такие показывал мне Федя Лоскутов, когда приезжал после госпиталя домой на побывку. - Скажешь, не фриц?

Сомнений больше не было, и я пошёл отвязывать от Золотой Колесницы трос. Мы отрезали от него два куска, чтобы хватило связать руки и ноги, потом вытащили потихоньку из-под головы у этого арийца винтовку и топор. Лёвка стал с топором у него над головой, а мы с Димкой сначала связали ему ноги, чтобы не вздумал бежать, потом принялись за руки, но это оказалось труднее: этот тип подложил правую руку под щёку, а мы хотели обтяпать всё дело спокойненько, без шума и крика. Мы подождали ещё немного, наш пленник пошевелился и перевалился на живот, а руки вытянул вдоль тела. Теперь нам оставалось только связать их, и - всё было кончено.

Мы сели у костра и, как краснокожие из романа Фенимора Купера «Зверобой», стали обсуждать, что делать с пленным.

- Надо его прикончить… - и, хотя Димка и не собирался спорить, Лёвка начал выпучивать глаза.

- Нет, Фёдор Большое Ухо! - сказал я. - Сонных врагов, да ещё связанных, убивать не годится.

- Давайте его разбудим, поставим на ноги, огласим приговор и расстреляем по закону, - предложил Димка.

- Такого закона нет, чтобы пленных расстреливать. Давайте сведём его к чекистам: там разберутся.

- А если убежит?

- Не убежит. Он же связанный.

- А связанный как же он пойдёт?

- Мы его погрузим на колесницу и повезём…

- Вот ещё чего не хватало, - заворчал Лёвка. - Он будет лежать, как боров, а мы должны пыхтеть и его же везти.

- Не разговаривать! - приказал я, и мой властный голос разбудил лесную тишину.

Но разбудил он также и пленного. Фриц пошевелился, забарахтался и начал бормотать не то по-немецки, не то по-русски.

- Ребята! - наконец, закричал он, перевёртываясь на спину. - Это кто же меня связал?

- Вы арестованы, - твёрдо сказал я. - И мы отдадим вас в руки советских властей.

- Будешь знать, как бомбить наши заводы, - зашипел на него Лёвка. - Теперь всё: отбомбился.

Наш пленный вдруг весело захохотал; никак нельзя было подумать, что ему осталось жить каких-нибудь 24 или 48 часов.

- Молодцы, ребята! Немного перестарались, но это ничего. Когда-нибудь вот также и настоящего фашистского волка свяжете. Ловкачи, ничего не скажешь! - и он опять залился смехом, высоко подбрасывая вверх связанные ноги.

- Ты ногами-то не особенно взбрыкивай, - пригрозил Лёвка. - А то вот как хвачу топором, так и успокоишься.

Пленный посмотрел на него, потом вдруг сел и говорит:

- Ты, пожалуй, и в самом деле зарубишь. Ну-ка, кто у вас начальник? Лезь ко мне в карман и проверяй документы.

Я смотрю, а пленный уже и руки развязал. Сложил их для вида на спине, ехидно уставился на меня голубыми глазами, а сам только и думает, наверно, о том, чтобы задушить меня, как только я полезу к нему в карман. По моему знаку Димка взял в руки винтовку и приставил дуло к затылку пленного.

- Ты, вот что, - пригрозил я. - Не вздумай фокусничать. Хоть руки ты и успел развязать, но только шевельнись - в тот же миг твоя рыжая арийская голова разлетится вдребезги.

Пленный сразу перестал улыбаться.

- Лезь в карман, - уже серьёзно вымолвил он. - Свой я. Не видите, что ль?

- Не шевелись! - приказал я и осторожно запустил руку ему под пиджак во внутренний карман.

У пленного нашёлся паспорт и удостоверение личности. Я отошёл к костру и, глядя в документы, повёл допрос:

- Фамилия?

- Соколов.

- Звать?

- Иван Никитович.

- Национальность?

- Русский.

Все ответы пленного-сходились с тем, что было записано в документах.

- Ты печать, посмотри, печать, - шептал Лёвка.

Посмотрел печать - наша, Острогорского Совета депутатов трудящихся. Вот так штука! Своего, выходит, забарабали, а Лёвка даже прикончить его предлагал! Хорошо, что по закону решили действовать.

- Простите, товарищ Соколов, ошибка вышла…

- Ничего, бывает… Ну и молодцы же вы, скажу я вам! Ловкачи! - опять повторил он.

Мы очень обрадовались, что нам не надо никого ни приканчивать, ни расстреливать и что в руки попался, к счастью, советский человек.

Мы развязали пленника, и тут уже он допрос нам повёл, кто такие, да откуда, да к да? Пришлось изворачиваться: сказали, что везём кое-какое барахлишко к дедушке.

Рыжий человек распрощался с нами, взял топор, винтовку и направился по дороге в ту сторону, куда и мы до сих пор шли. Он несколько раз оборачивался, весело махал нам рукой, а когда достиг поворота, крикнул неожиданно по-немецки: «Ауфвидерзейн!» и исчез.

- Ну, ясно - фриц! - с досадой плюнул Димка. - Только прикидывался, что по-немецки не понимает.

- Эх ты, командир! - обрушился на меня Лёвка. - «Ошибка вышла! Извините, товарищ!» Вот тебе и товарищ! Такую птицу упустили!

Что теперь было делать? Догонять его? Ну, догоним, а дальше? Он же нас и перестреляет. Бежать в Острогорск? Поздно: враг успеет скрыться.

Я решил, что будет лучше, если пойдём вперёд по нашему маршруту и при первой же возможности поставим кого следует в известность о появлении врага в лесу.