Тайна Золотой долины. Повесть

Белка не знала, что врать дальше, и стала снова оглядывать комнату. На стене она увидела вставленную в рамку большую фотографию, на которой был изображён я. Это мама от тоски увеличила мою маленькую карточку и теперь, наверное, смотрела на мой портрет и заливалась слезами. На столе Белка заметила железнодорожный билет. «Архангельск», - прочитала она на билете и даже рассмотрела на нём дырочки, которыми железнодорожники отмечают день отхода поезда. Дырочками были изображены цифры: 17 IV. А в этот день было 15 апреля. «Значит, - подумала Белка, - кто-то послезавтра собирается уезжать в Архангельск».

- Скажите, - спросила она, - а кто это у вас едет в Архангельск?

- Я, - ответила мама. - Только не в Архангельск, а в Холмогоры. Это недалеко от Архангельска. А что?

- Просто так! Мне почему-то стало интересно, зачем люди ездят в Архангельск?

Мама грустно улыбнулась:

- Одни едут по делу, другие - от горя…

- А вы?

- Я - от горя… Да ты разве не знаешь?

И рассказала Белке о том, как я утонул, как меня искали в Выжиге, но нашли только плот и достали со дна колесницу, и как она боится сообщить об этом отцу на фронт.

Белка выслушала всё это, поплакала с мамой, потом распрощалась и побежала на почту. Там она купила бумаги и написала маме записку:

Простите меня за то, что я дурачила вам голову открытками. Дело совсем не в открытках.

Я приходила к вам от вашего сына Васи, который жив и здоров и не чает дождаться встречи со своей мамой. Он живёт не так далеко от вас и скоро вернётся домой. Больше ничего сообщить не могу, так как с меня взяли клятву, чтобы не болтала. А билет прошу продать и в Архангельск не ездить. На фронт тоже ничего не пишите, потому что всё в порядке. По просьбе Васи возвращаю 15 рублей, которые он у вас брал.

С глубоким уважением известная вам девочка X.

Она вернулась к нам, надеясь незаметно подсунуть записку и уйти. Но мама была уже не одна. У неё в комнате сидел высокий стройный человек с бледным худым лицом, на которого Белка, может быть, не обратила, бы внимания, если бы не разговор, который он вёл с мамой.

Этот человек мягко уговаривал мою маму не уезжать в Архангельск.

- Ещё раз говорю, Мария Ефимовна, - услышала Белка, как только вошла в комнату, - не делайте этого… Васю не нашли… Из этого вовсе не следует, что он утонул. Скорее наоборот…

Белка не выдержала и вмешалась:

- Конечно не утонул…

- Ну вот, видите… - слабо улыбнулся этот симпатичный человек. - И девочка того же мнения.

- Но ведь уже больше недели его нет, - с прежней тоской возразила мама. - У них уже и запасы еды давно бы кончились… Должны бы вернуться, если бы были живы.

- Вы не знаете Васю, - начал было он, но мама только грустно улыбнулась:

- Я не знаю, Васю?!

Она посмотрела на Белку, но таким взглядом, словно и не видела её перед собой. Потом словно опомнилась и спросила:

- А у вас как дела, Павел Васильевич?

Белке ничего не сказало это имя, которым мама назвала симпатичного человека с бледным лицом. А между тем Павел Васильевич - ведь это дядя Паша.

- Мои дела очень плохие, Мария Ефимовна, - ответил он. - Меня исключили сегодня из партии.

- Всё-таки исключили… - соболезнующе произнесла моя мама, и по её тону Белка почувствовала, что она уже часто говорила с дядей Пашей на эту тему. - Какая ошибка!

- Ошибки нет, Мария Ефимовна, - неожиданно принялся доказывать дядя Паша. - Потеря бдительности в военное время - такое же преступление, как измена.

- И вы так и не сказали, что передали документы Белотелову?

- Конечно, нет. Зачем я буду подводить товарища… Мне от этого легче не будет, а Пантелеймону Петровичу были бы неприятности.

Моя мама после этих слов вся так и вскипела. Она вскочила с места, швырнула на стол карандаш и сердито встала перед дядей Пашей.

- Так вот, знайте, Павел Васильевич, - и Белка так и замерла от удивления: голос мамы был совсем не робкий и не покорный. - Я окончательно убедилась, что вы кисель, тряпка, гнилой интеллигент! Я завтра же пойду в горком, чтобы сказать то, что вы сами обязаны были сказать. И почему вы так щадите своего Белотелова?

- Белотелов?! - вскрикнула от изумления Белка. - Не надо щадить Белотелова, ни за что не надо щадить…

Но мама даже не обратила на её слова внимания и продолжала:

- Вас исключили из партии… Но документы-то потеряли не вы, а он! И уж, если на то пошло, Павел Васильевич, так я не верю ему. Не верю в странную историю с портфелем, не верю в то, что Лёва Гомзин - вор, ни во что в этой белотеловской истории я не верю…

- Мария Ефимовна! - опять не удержалась Белка и вставила словечко. - А вы сходите в НКВД… Там есть капитан Любомиров… - но тут Белка опомнилась и прикусила язык.

- И в благородство Белотелова я не верю, - продолжала своё мама. - Он рассказывает вам теперь, что не хотел вас подвести. Потому и сказал в милиции, что в портфеле были не документы, а деньги. Предположим, вранье в милиции и было вызвано у него благими намерениями, хотя что хорошего в том, чтобы скрывать от милиции правду? Но почему он вам-то сразу не сказал, что документы похищены?