– Выполнила, дорогой, выполнила. Не верила тебе, но все же пошла… Я еще раньше там была, когда эта девочка от тебя приходила. Но тогда я больше о Белотелове говорила… А тут – только начала рассказывать – этот их начальник сразу всех на ноги поставил… Вот уж не знала, что ты и впрямь шпиона поймаешь…
– Жужжал, жужжал – и нажужжал! Надо понимать, когда человеку можно верить, а когда – нельзя.
И ни словом не упрекнула меня мама за случившееся. «Вот, – думаю, – подвезло мне, что сразу в больницу угодил, – иначе попало бы по первое число. Димке и Левке хуже: им так просто не отвертеться».
Не успела уйти из палаты мама, смотрю, Белка заявилась. Халат на ней огромный, только пушистая рыжая голова из него торчит да синенькие глазенки светятся.
– Иди сюда, Рыжик! – обрадовался я.
– Зачем ты меня Рыжиком зовешь? – сердито принялась шептать она. – Меня так только в школе дразнят. Лучше зови меня Белкой.
– Ты на меня вчера обиделась?
– Конечно, обиделась, – в ее васильках сразу стала собираться водичка, и с них закапало. – Я все ждала, когда ты придешь, а ты сразу заорал: «Марш отсюда!» Я всю дорогу ревела.
– Ты меня извини, – я пожал ей руку, – но так было надо. Потом расскажу.
Вдруг входит в палату какой-то седой дядя в очках, оглядывает всех и идет прямо к моей кровати.
– Ну, здравствуй! – подал он руку Белке. – А это, наверно, знаменитый Молокоед?
Белка радостно пискнула в ответ, а он протянул руку мне:
– Здравствуй, последний из могикан! Говорят, гуроны опять стали на Военную Тропу?
«Что это, – думаю, – еще за чудак?» Но это сам академик Туляков пришел, чтобы разузнать от меня все относительно Золотой Долины.
– А вот там, в этой котловине, где вы нашли кристаллики, ты больше ничего не заметил? – спросил он.
Вместо ответа я позвал няню и попросил, чтобы она сходила к кастелянше, взяла у нее мои брюки и выгребла из карманов все, что там есть. Няня вернулась и принесла в подоле камешки, которые я предусмотрительно унес с собой.
– Вот что я там заметил. Там все скалы сплошь из этих камней.
Туляков схватил один камешек, второй, третий и даже в лице переменился:
– А ты не шутишь? Неужели сплошь?
– Сплошь. Честное пионерское, сплошь!
– Ну спасибо тебе, малыш! – он схватил меня за плечи и расцеловал. – Какое счастье, что я дожил до поры, когда появились на нашей земле такие ребята!
Я сначала не понял, чему он так сильно обрадовался. Но академик разъяснил, что мои камешки – не что иное, как медный блеск – самая богатая руда, в которой содержится восемьдесят процентов меди.
– Во-семь-де-сят! – раздельно, по складам, выкрикнул он. – А мы сейчас даже руду с пятью процентами меди считаем богатой. Ты понимаешь теперь, что это такое, индейская твоя голова?
Он еще раз обнял меня, поздравил, пожал руку Белке и обещал наведываться.
Не успела закрыться дверь, как дежурный врач объявил, что зовут к телефону Молокоедова. Меня уложили опять в коляску, я подмигнул Белке – знай, мол, наших! – и снова попал в кабинет главного врача. Телефонная трубка лежала на столе, мне ее подали, и со мной стал говорить капитан Любомиров.
– Вася! – сказал он так, будто мы были сто лет знакомы. – Ты Белотелова узнаешь?
– Конечно! Как же не узнать.
Он засмеялся и попросил передать трубку врачу. Врач ответил:
– Молодцом… Вполне можно… Разрешаю. Можете у меня в кабинете.
Нетрудно было догадаться, что капитан опрашивает, хорошо ли я себя чувствую, и можно ли со мной говорить, и где.
Меня опять привезли в палату, и Белка спросила:
– Это куда тебя возили?
– Пока военная тайна. Потом расскажу.
– Что ты со мной так разговариваешь? – обиделась она. – Все – «потом» да «потом», будто я маленькая.
Я хотел поправить бинт на ноге, но Белка сердито хлестнула меня по рукам и приказала:
– Лежи! Если не умеешь, так не берись.
Она ловко размотала бинт, высунув язычок, осторожно осмотрела рану и снова завязала.
– Теперь хорошо?
– Ага! Где это ты так ловко научилась делать перевязки?
– Правда, ловко? – обрадовалась Белка. – Я сейчас могу идти санинструктором на фронт. Только не берут. А так я уже на ГСО сдала и значок получила.
Она расстегнула халат, и у нее на кофточке рядом с пионерским значком я, действительно, увидел значок ГСО первой ступени.
Вот хорошо бы поехать с Белкой на фронт! Меня бы там все время ранили, а она все время выносила бы меня из боя и перевязывала раны.
– А ты хорошо учишься? – спросил я.
– Одни пятерки! – сказала она и принялась беспечно болтать ногами. – А ты?
Мне стало стыдно, что я двоечник, верный кандидат во второгодники, и я не посмел сказать правду Белке.
– Я бы тоже учился бы на пятерки…
– «Бы» мешает?
Этим «бы» Белка рассмешила больных, и вся палата стала хохотать. И хотя смеялись не надо мной, а над тем, как ловко Белка меня поддела, все мое геройство растаяло от этого «бы», как дым.
В первый раз я подумал о том, что будет, когда я выпишусь из больницы. Сейчас мне хорошо и весело, все считают меня героем. Но нога заживет, приду домой, а дальше что?