Тайна золотой реки (сборник)

Иннокентий Иванович встал, размял отёкшую спину, выбил о твёрдую ладонь трубку и вышел в сенцы. Стоял на пороге и глубоко вдыхал широкой грудью снеговой настой. Казалось, что он жадно пил, боясь оторваться от огромной чаши, до краев наполненной сочным нектаром, и не мог утолить жажду.

Заметил Прасковью. Торопливую. Озабоченную. Увидел он и упряжки. Чужие. Быстрые. И уже знал, кого несёт нелёгкая в такой ранний час. Но он готов был к этой недоброй встрече. И когда Прасковья заглянула ему в лицо, то поняла, что Иннокентий настроен на крепкую схватку. Во всей его кряжистой фигуре была уверенность хозяина. Он стоял на своей земле гордый, неприступный. Так встречает вожак стада вероломно вторгающегося в природный вольер важенок молодого лося.

– Поднимай народ, – сказал спокойно. – В твоей избе их встречу. – Он кивнул на приближающиеся упряжки.

– Один?..

– Меня не тронут, – успокоил её Иннокентий Иванович, – торопись…

Убедился, что его заметили, постоял немного у порога и вошёл в горницу. Дверь в сени оставил открытой. Сел у печи. Достал трубку…

Затявкали собаки. Заскрипели нарты. Послышались крикливые команды. Громыхнула дверь в сенях. Что-то упало, загремело. На пороге стоял Цапандин.

– Кеша? – Он переступил через порог, сутулый, перекошенный. – Живой? – заскрипел цинготными бледными дёснами.

– Умку не страшит волчья стая, – грозно ответил Иннокентий.

– Старый, однако, стал…

– На гнилом корню эн как тебя скрючило.

– Камаку пора тебе, Кеша, делать.

– Шакал останется шакалом, даже если влезет в шкуру чэлки.

– Нехорошо сказал, Кеша, – кривлялся Цапандин. – Мы с тобой родные вроде бы?

– Ворон орлу не пара.

– Отчего же?

– Оттого, что первый питается падалью!

– У-у, – затрясся Цапандин, ухватил Батюшкина за грудки.

Иннокентий Иванович обвил узловатыми пальцами запястье бандита и легко отшвырнул от себя… Косматый пятнистый кот бесцеремонно вылез из-за печи с мышонком в зубах. Он развалился на самом виду и принялся за свою жертву. Батюшкин улыбнулся прищуренными глазами и, набивая табаком трубку, кивнул на кота.

– Приглядись, Цапандин…

– Щас Седаль прибудет! Тогда поглядишь!..

– И тебя, и Седалищева, и всех вас, окаянных, – Иннокентий Иванович окинул суровым взглядом вошедших отрядников, – ожидает участь мышонка!..

Цапандин взвыл волком и залепил коту такого пинка, что тот шмякнулся крепко о стену. Однако добычу не выпустил и с яростным шипением юркнул за печь. То ли с испуга, то ли для устрашения, Цапандин выхватил наган и несколько раз выстрелил в потолок. Изба наполнилась гарью… Расталкивая столпившихся у входа в избу отрядников, протискивался Седалищев. За ним вездесущий Мишка Носов и здоровенный казак толкали в спину Курила. Бледный, тонкогубый пепеляевский следователь таращил бельма на Иннокентия.

– Смутьянишь? – раскорячился он посреди избы. – Старый человек, а непорядок делаешь.

– Старость разуму опора, – ответил Иннокентий Иванович.

– Мудрости тебе не занимать, – процедил Седалищев. – Однако, когда вожак в упряжке, каюру спокойнее.

– Бывает иначе.

– Иначе думается инакомыслящим за казёнными стенами!

– Прогнили стены вашего чертога, – постучал трубкой по столу Иннокентий.

– Связать!.. – визгливо выкрикнул Седалищев. Но отрядники не двинулись с места. Иннокентий Батюшкин был грозен. Костяная рукоять якутского ножа мощно была сдавлена в его руке. Отрядники знали этого могучего старика. Слышали немало рассказов от приятелей и сородичей о большой человеческой доброте походского старосты. Неразрывные узы братства связывали его со всем тундровым населением от Халарчи до Хара-Талы, от Чукотки до Алазеи, от Колымы до Индигирки и Анюя…

Цапандин, смекнув, с какой стороны подкатила оторопь, в душе радовался срыву следователя: Что, господин офицер?.. Наложил в штаны и ждёшь, когда выведут в нужник?.. Подожди, не то будет… Но крикнул:

– Ввести арестованного!

– Да вот он, – подтолкнул Мишка Носов невозмутимого Курила.

– Ух, каналья! – замахнулся было Седилищев на Курила, но тут же осёкся: неприязненно смотрел на него Иннокентий. – Где торгаши?!

– Тундра велика.

– Дороги узкие.

– Это кто с кем встречается.

– Где русские? – брызгал слюной следователь. – Аль не знаешь, куда ушли?

– Знаю…

– Говори!

Курил медлил. Заметил одобряющий взгляд Иннокентия Ивановича, понял, что делает правильно. Надо оттягивать время.

– Горностай, песец, ондатра купцам нужны. В Медведково пушнину скупают, в Курдигино или Чукочье… Сам знаешь, когда народ грабишь!

– Убью! – потрясал наганом Седалищев. – Бунтарь!..

– Мы детей кулаком не пугаем, а калачом согреваем. А ты?.. На Курила?! – Батюшкин надвигался на синюшного следователя.

Мишка Носов что-то шепнул Цапандину и заторопился наружу в сенцы. Цапандин сразу же передал Седалищеву. Пепеляевский офицер побелел, словно покрылся изморозью, и выскочил вслед за Мишкой. Остальных отрядников тоже как ветром сдуло…

Вокруг барановского дома стояли тундровики. Винчестеры, карабины, трёхлинейки, а то и просто острога или дубина в сильных, надёжных руках.

Потянулись в избу. Рассаживались.