Тайна звездолёта Климент Ворошилов

— Ты сам таким становишься, Лёха, — его розовые от принятого щёки затряслись…

— Я что-то не так сказал? — я прищурился, — Дима, у меня дела…

Халва взял со стола початую бутылку, и положил себе в карман куртки…

— Как скажешь, друг… — он посмотрел на меня так, словно узнал во мне того человека, который убил его любимую собаку, — пойду и я. А то Рыхлый ещё напрягаться будет…

— Иди, иди, — я смотрел в пол и махал рукой…

Я не знал в тот момент, что вижу Халву в последний раз…

……………………………………………………………………………………………

Мигалка на крыше патрульного «Уазика» вспыхивала бликами в сотнях окон окружающих домов, на фоне сиреневого заката, очерченного снизу силуэтом старого города… было мимолётное ощущение, что у всех работает телевизоры, или сверкают новогодние гирлянды… хотя, конец апреля…

Мишка Скуридин — высокий и тощий парень, с большими тёмными и внимательными глазами на треугольном лице. В принципе, не такой уж он и высокий: худоба его, тонкие длинные руки и ноги, вот, пожалуй, что давало ощущение высокого роста. Я в шутку называл его «готический собор». Он отвечал на это, одним и тем же выражением: «хоть горшком назови, только в печь не суй».

Он был уже старшим лейтенантом, а я ещё ходил в младших, хотя в милицию мы пришли вместе. Миша обладал каким-то странными сочетаниями свойств характера: он был резок, принципиален, и, даже конфликтен, но при этом умён, начитан, и энциклопедически развит. И ещё в добавок, мог быть душевным и даже, беззащитным. Та самая жёсткая принципиальность, на которую жаловался Халва, двигала его по служебной лестнице, хотя и с начальством нашим у него часто бывали трения. Я, по сравнению с ним, был более гибок, и лоялен, хотя так же имел чёткие принципы. А в нашем деле некоторая жёсткость иногда необходима. Нам повезло, что наш начальник РОВД, товарищ Фабрици, в прошлом воевал в Афганистане, и, в отличии от многих «бывших воинов» обладал не только суровым характером, но и живым умом, в сочетании с честью офицера, и обострённым чувством справедливости. Помню, когда мы с Мишкой пришли устраиваться в тушинское РОВД, вышел к нам такой плотный, даже пухлый человек, не очень высокого роста и обведя нас живыми внимательными глазами, кивнул, со словами:

— Присаживайтесь.

Тогда мы думали, что это какой-то «зажравшийся мент», желающий оценить своих новых наёмников: совсем он не был похож на героя войны, прошедшего горячие точки планеты.

— Хотите работать в милиции? — спросил он нейтральным тоном.

— Да, — сказали мы вяло.

Он кивнул, потом задумался и спросил:

— Наверное вам интересны в наше неспокойное время, социальные льготы, пакеты, возможность быстрого заработка…

Повисла пауза… только тикали настенные электрические часы своей чёрной секундной стрелкой, словно пытаясь вбить в нас некий чужеродный ритм, словно объясняя нам подспудно, что мы должны стать шестерёнками гигантской машины «Закона».

— Конечно, — ответил Миша, и с вызовом прищурил глаза… с этаким, подростковым вызовом: дескать, «а что, дядя? Так неправильно? Не нужно думать о себе? И о выгоде для себя?».

Он вновь бегло просветил нас своим рентгеновским взглядом, от которого хотелось поёжиться, и в то же время, расправит плечи. Затем снова кивнул, казалось погрузившись в какие-то свои раздумья… И вдруг… Вдруг он резко ударил красной кожаной папкой по столу, и выкрикнул:

— А вы готовы умереть на асфальте Москвы!!???

Он смотрел на нас уже двумя лазерными прицелами, а его рот искривился на подобии коромысла, создавая некоторое сходство с оскалом опытной бойцовской собаки…

Мы непроизвольно вздрогнули… Я вообще, впал в некий ступор… А Миша… казалось он не потерял нити рассуждения, хоть и так же повёл плечами…

— Простите, но я считаю, — начал Миша, откашлявшись в кулак, — что к смерти должен быть готов каждый человек, даже в мирное время — никто же не застрахован… Тем более в этой профессии…

Я попытался сделать умное лицо, и стиснув зубы, выдавил из себя:

— Конечно… мы понимаем… мы… мы можем… если надо…

Миша покосился на меня, одновременно нахмурясь и усмехаясь…

Фабрици скальпелем взгляда чиркнул по нашим лицам.

— Приняты, — сухо ответил он, хотя, когда отводил глаза к папке, там сверкнула весёлая искорка, — идите в кадры, я сейчас позвоню… документы с собой?

— Так точно! — зачем-то выпалил я.

— Идите…

………………………………………………………………………………………

В общем потом мы работали в охране Центра Трансплантации Органов Человека на Пехотной улице, потом дослужились до сержантов, а потом пошли в ППС (Патрульно-постовая служба).

У Мишки было два задержания, и при чём, достаточно серьёзных, а у мня только одно, и в группе. Он в одиночку скрутил двух парней на крыше дома, которые в альпинистском снаряжении вылезали с балкона ограбленной квартиры. Я же один раз прогнал с территории больницы компанию хулиганов, выстрелив в воздух из табельного (за что целый месяц писал объяснительные нашему ротному), и второй раз мы взяли по вызову двоих наркошей, вылезающих из коммерческого ларька.