Так мы и делаем, но я все еще думаю о Чантри. Запах ревеня у задней двери, скрипучее кудахтанье кур, шум пресса в ритме танца. Острый, теплый запах кожи Марка, когда мы с ним наклонялись бок о бок над прессом и наблюдали, как появляется последняя часть «Путешествий Гулливера». Тень Аристотеля сильно сутулится и опирается на посох, потом Гулливер и Александр Великий пытаются понять греческий язык друг друга — их заставило появиться колдовство типографской краски, железа и дерева.
Все это встает перед моим мысленным взором и будит воспоминания тела. В сравнении с этим твердый желтый камень у меня под ногами, муниципальный гравий, досужие туристы и знаки, предупреждающие о крутых спусках и осыпающейся кладке, — ничто.
— Хочешь посмотреть еще что-нибудь? — спрашивает Марк, и мы спускаемся и снова останавливаемся во внутреннем дворе.
— Нет, лучше и не пытаться, — говорю я, так как хочу почуять и ощутить прошлое Энтони, но не могу. — Его здесь нет.
— Что ты имеешь в виду?
— Энтони. Его здесь нет, — объясняю я, и что-то сродни горю, отзвук того горя, которое я познала из-за Адама, перехватывает мое горло. — Я не могу его найти.
— А ты думала, что найдешь? — смотрит на меня Марк.
— Мой дедушка все еще в Чантри.
— Но он… Мы знали его там. И дом все еще там.
— Но и здесь то же самое. В некотором роде.
Какое значение имеет то, что я не могу найти Энтони?
— Ну что ж… — пожимаю я плечами, направляясь обратно к входу в замок. — Я все равно рада, что мы сюда пришли. И в магазинах будут буклеты и всякое другое. Мне интересно посмотреть, как тут относятся к Энтони. Вплоть до сегодняшних дней они все еще приверженцы Ричарда Глостера. Они не считают его ответственным за смерть принцев в Тауэре.
— Что? Спустя пятьсот лет?
— О да! И хотя я и не согласна — не думаю, что их версия подтверждена уликами, — мы должны быть благодарны за нее. Нет ничего лучше по-настоящему хорошей полярной версии, чтобы историки начали копать, и дилетанты, и профессионалы, находя новые записи, проверяя старые предположения. В действительности…
— Уна, — обращается ко мне Марк, кладя ладони на мою руку. Мое сердце начинает сильно стучать. Он улыбается: — Ш-ш-ш. Как сказала бы Морган: «Скорбь тоже разрешена, знаешь ли».
— Знаю, — отвечаю я. И только потом начинаю думать о том, какую скорбь он имеет в виду.
После того как мы помогли Морган убрать ее прилавок и сложить товары в багажник машины, кажется естественным отправиться в паб. Он полон других торговцев с рынка, местных жителей, есть там и пара туристов. Мы садимся вокруг маленького стола. В другой раз я наслаждалась бы при виде крутого паба, по-настоящему полного людей, но сегодня был нелегкий день, и я очень устала. У меня ноют кости.
Марк отправляется за выпивкой. У Морган тоже усталый вид, но по куда более веской причине.
— Завтра ты работаешь? Снова идешь на рынок? — спрашиваю я.
— Нет, не на рынок. У меня десять дней отпуска, — говорит она. — Я заслужила небольшие каникулы.
— Значит, у тебя есть еще одна работа, ты не только продаешь украшения?
— Я сиделка. Работаю в доме для престарелых. И живу там порой.
— Ты собираешься уезжать?
— Нет. Я сберегла кое-какие деньги и хочу летом съездить навестить маму. А сейчас я, наверное, просто расслаблюсь. Потихоньку наделаю еще украшений, повидаюсь с друзьями, осмотрюсь.
Возможно, я могла бы спросить, не хочет ли она отправиться с нами. Марк наверняка был бы рад, если бы она поехала. А потом я мысленно спрашиваю себя, буду ли я такому рада и зачем она мне нужна. Какой бы милой Морган ни была — а девочка начинает очень мне нравиться, — она неизбежно будет путаться под ногами.
Путаться под ногами в чем?
— Ты сама сделала свои сережки?
— Да я, понимаете, вышла из дому в такой спешке, что сама не знаю, что надела. Вообще-то я не ношу сережек за работой, — говорит она, прикасаясь к сережке-молнии. — О да, она моя. Называется Тор.
— Ты даешь им имена?
— Ну, я делаю это для себя. Иначе бы просто запуталась. Когда торгуешь на рынке, надо следить за тем, что продаешь: два Экскалибура, Солнце и Луна, и три Шара Мерлина. Или что-нибудь другое. Но если холодно, пальцы не гнутся и трудно как следует писать. И когда прихожу домой, мне приходится догадываться. Но вещи короля Артура всегда хорошо расходятся, а еще драконы. Я всегда пытаюсь придумывать что-нибудь новенькое.
— Ты читала «Король былого и грядущего»?[106]
— Да! — отвечает она с загоревшимися глазами. — Мама подарила ее мне после того, как мы сходили посмотреть «Меч в камне». Но я не думаю, что она знала, насколько странная вся эта эпопея. Мне было всего лет двенадцать. История была печальной, а я не ожидала такой горечи.
Марк возвращается с выпивкой и садится рядом с Морган.
— Как твоя мама? И Кит? — спрашивает он.
— Она в порядке. У Кита был сердечный приступ, и они дали мне денег, чтобы я приехала на Рождество, но теперь он в порядке. Снег был невероятный.
— Передай ей привет от меня, когда снова с ней свяжешься.
Таким становится брак или сожительство и его конец? Вежливым «ничто»?