Тайная алхимия

Чтобы заставить меня передумать, здание убежища в Вестминстере окружили вооруженные люди Ричарда Глостера — окружили так тесно, что могли бы ворваться внутрь по единому приказу. Мы видели их из каждого окна, а они видели нас.

Ворваться в убежище — ужасная вещь. Но я не была уверена, что Ричард Глостер не отдаст такого приказа. Аббатство Тюксбери не было привилегированным убежищем. Многие все еще порицали Эдуарда за то, что после битвы тот вытащил из убежища своих врагов, а потом обезглавил их на рыночной площади. А Ричард многому научился у своего брата.

Я знала, с каким поручением они явились в тот день, и все же была рада увидеть доброго старого архиепископа Томаса Кентерберийского, когда тот вместе с другими лордами Совета вошел в зал аббатства. Он был крупным мужчиной, Томас, широколицым, щедрым на улыбки, уютно выглядевшим в алом кардинальском одеянии.

Много раз после очередного собрания Совета, которое заканчивалось криками и угрозами, он приходил в мои апартаменты и, садясь у огня, тихо говорил о том, как можно погасить эти ссоры. Потом мы молились, я опускалась на колени, чтобы получить его благословение, и после этого ночью мне легче спалось.

До кануна дня святого Иоанна оставалась лишь неделя.

Должны были явиться актеры, дававшие представление, в котором ничто не оскорбляло освященную землю. Я обещала Дикону и маленьким девочкам, что они смогут подняться на крышу, чтобы посмотреть на костры.

Я стояла на возвышении в зале аббатства, держа за руку Дикона, а Бесс и Сесили прислуживали мне.

Если бы все шло хорошо, обе они уже были бы замужем, в безопасности, под присмотром своих мужей. Я вышла замуж за Джона Грэя и стала матерью в их возрасте. Моя красавица Мэри уже год как была в могиле, но мне казалось, что она хлопочет вместе со своими сестрами, как делала при жизни. Был ли мой сын Ричард Грэй уже мертв в темных недрах башен Миддлхема? А Томас Грэй? Когда мы услышали, что Энтони схватили, Томас исчез. Мы надеялись, что он в безопасности в Бретани, но не получали о нем никаких вестей.

Я отогнала эти мысли и выпрямила спину, слушая, как Томас Кентерберийский снова излагает решение Совета: я должна отдать Дикона. Слушая его слова, я чувствовала, как усталость затопляет мою душу, в которой я не позволяла поселиться ужасу.

Но я не буду знать отдыха до тех пор, пока мы не будем в безопасности. Лица лордов становились все более нетерпеливыми, потому что они не могли привести аргументы, которые я не могла бы сокрушить, и у них не было никаких законных средств забрать моего мальчика, кроме моего согласия.

Я выпрямилась во весь рост и возвысила голос, так что он заполнил комнату.

— Мои господа, прошу прощения. Не женские страхи и не упрямство заставляют меня отказывать в вашей просьбе, но материнская забота о детях. Боялась ли я отослать моего сына Эдуарда, принца Уэльского, в Ладлоу, хотя тогда он был всего лишь маленьким ребенком? Нет, потому что это делалось ради блага королевства. Но если вы заберете Ричарда, герцога Йоркского, из-под моего присмотра, от этого не будет никакой пользы, а лишь много вреда. Закон не разрешает ни одному человеку быть опекуном того, чья смерть могла бы принести ему выгоду, будь он протектор или менее значительная личность. Я взываю лишь к законам человеческим и законам природы. Вы, кто думает о благе моих сыновей, я знаю, поймете. Я знаю также, что какие бы оскорбления он мне ни бросал — оскорбления, которые я не буду повторять, потому что презираю их, — протектор не причинит своей душе такого огромного вреда, какой причинят ей угрозы святому убежищу. Засим я благодарю вас за учтивость, господа, и желаю вам хорошего дня.

Среди них раздался шорох, как будто они собирались шагнуть ближе и спорить еще ожесточеннее, хотя я и знала: все доводы исчерпаны.

Конечно, мне было бы жаль, если бы все эти хорошие люди желали мне зла, особенно Томас Кентерберийский, а они определенно не желали мне добра. Но это не заставит меня передумать.

Потом Томас шагнул вперед. Он не улыбался, но смотрел на нас очень дружелюбно. На мгновение он положил руку на голову Дикона, тот поклонился, принимая благословение.

— Мадам, у нас с вами длинная и счастливая история, с тех пор как я короновал вас и помазал на царствие столько лет тому назад, здесь, в Вестминстере. Я даю слово, что вам не надо бояться за своего сына. Вы не можете думать, что мы, Совет, обманем вас или что мы настолько неразумны, что позволим протектору нас обмануть. — Он поднял руку. — Я, Томас Кентерберийский, кардинал-архиепископ, торжественно клянусь перед Богом своим телом и душой, что ваш сын, принц Ричард, будет в безопасности. И жизни его, и положению принца ничто не угрожает в королевстве герцога Йоркского. Аминь.