Тайная алхимия

А когда наконец усталость моя становилась сильнее страхов, приходили ночные кошмары. Как чернокрылые демоны, они показывали мне то, что я отказывалась видеть днем: смерть моих мальчиков. Ночь за ночью я слышала их крики, чувствовала, как они давятся — кровью, вином или горькой тканью, — чувствовала, как их руки вцепляются в мои, как их утаскивают прочь.

Пробуждение было облегчением, хотя у меня болели глаза и ныло все тело, и весь день ночные ужасы маячили в темных уголках моего сознания. Даже при свете дня страх за моих мальчиков и горе лежали на моем сердце, тяжелые, как свинец.

Дни шли за днями, мы продолжали жить в такой же тесноте, как если бы находились в заточении.

И все-таки мы строили планы.

Моя милая, улыбающаяся крошка Бриджит нашла «счастливый боб» в пироге в канун Крещения и сидела, хлопая в ладоши, в бумажной короне набекрень, пока ее сестры танцевали.

На рассвете первая часть моего плана исполнилась, когда мы услышали, что на Рождество в Руане сын моей старой подруги Маргариты Бофор, Генрих Тюдор, граф Ричмонд, обручился с Бесс. И это несмотря на то, что Ричард Глостер — я не стану называть его королем — объявил, что мой брак с Эдуардом недействителен, а дети мои незаконнорожденные. И все равно последний из Ланкастеров сочетается браком с наследницей Йорка.

На то, чтобы спланировать вторжение, уйдет время, но это все равно произойдет.

На следующий день я проснулась, зная, что должна вести себя так, словно мои мальчики в самом деле мертвы, а Бесс — законная королева Англии.

— Если вы, — кивнула она, — думаете, что все к лучшему, мадам, то так тому и быть. Желала бы я, чтобы никогда до такого не доходило.

— Знаю. Но желание не вернет их обратно из… где бы они ни были. А сейчас мы должны сделать все, что сможем. — Я вытерла глаза. — Кроме того, когда родился твой брат, ты ударила Мэл за то, что она сказала: ты больше не принцесса Уэльская.

— Я это сделала? — улыбнулась Бесс. — Я и забыла. Будет хорошо снова очутиться в большом мире. Иногда я так сильно ненавижу это место, словно задыхаюсь здесь. Мне хочется вопить, но я лишь давлюсь пищей.

— Сейчас мы не можем помочь твоим братьям. Но я не уйду отсюда до тех пор, пока не буду знать, что это безопасно. Даже если нам придется оставаться тут до Судного дня.

Бесс вздохнула и повернулась к окну. На подоконнике лежал снег, и дочь открыла оконную створку, впустив в комнату веяние ледяного воздуха, отчего задрожало пламя очага. Я не пожурила ее. Как часто я сама открывала окно только для того, чтобы убедиться: наша клетка сделана не из железа?

Не столько из железа, сколько из стали. Всегда за стенами мы слышали и видели воинов, ожидающих нас: звон пик, стук сапог и звяканье доспехов, перекличку часовых, днем и ночью.

Снова и снова Ричард посылал гонцов, чтобы уговорить нас покинуть убежище. Будущее для моих девочек лежит только в большом мире, это я знала, но там для них не было безопасного места.

Снова и снова я отказывалась, до тех пор, пока он не поклялся перед епископами, лордами и простым людом, что я и мои дочери будем в безопасности и он будет защищать и обеспечивать их. Вот тогда я смогла поверить, что Ричард не поставит под угрозу свою душу, нарушив такую клятву, ведь он был таким же верующим человеком, каким был Эдуард. Это же не Ричард — какой я была дурой! — поклялся, что мои мальчики будут в безопасности.

«Довольно», — сказала я себе. Я должна трудиться ради девочек, найти им в мире не просто место незамужних девушек, но мужа и надежное поместье, в котором они будут жить с удобствами, может, даже счастливо.

А как же я? Если я смогу знать, что они обеспечены, меня больше не будет заботить собственное положение. Я слишком устала и не желала многого для себя: горе из-за мальчиков бежало по моим жилам, как изнуряющая болезнь. Но я не могла пожелать, чтобы горе прошло, пожелать этого было бы все равно что пожелать их смерти.

У меня не было надежды, и я решила действовать так, как будто они мертвы. Но надежда все равно не умирала.

Итак, однажды утром мы по доброй воле вышли из убежища и прошли через сады аббатства к воротам.

Я не выказывала страха, и Бесс с Сесили тоже не должны были выказывать его, я их об этом предупредила: мы должны вести себя соответственно положению тех, кем мы и являлись, — величайших леди королевства.

Все должно было получиться, однако торжественные клятвы и заверения, письма и послания, весь здравый смысл и доводы не могли заглушить моих страхов. Что, если я предаю своих девочек врагам, точно так же, как предала Дикона? Мартовский ветер был не холоднее моего страха, и я дрожала.

Привратник сделал шаг назад, чтобы выпустить нас: я остановилась поблагодарить его и дала ему золотой. Я не позволяла ни одному человеку забыть, что мы царственные особы, даже самым ничтожным из тех, которые некогда были моими подданными.

Потом он открыл ворота, и мы увидели то, что находилось за ними.