В моей памяти плитки такие большие, потому что я, вероятно, была совсем маленькой. Я представляла себе, что под каждой есть рубин, бриллиант или золотой дукат, и все это будет моим, потому что их нашла я… хотя я и не знала тогда, как выглядит дукат. Я выламывала одну плитку за другой мастихином, который без спросу взяла в студии, разбрасывая плитки вокруг белых оленей и флёр-де-лис и ковыряясь в обнажившейся земле. Я думала, как распределю сокровище, когда его найду. Много дукатов отдам тете Элейн, чтобы у нее на кухне была посудомоечная машина вместо медного котла в пристройке, несколько рубинов и брильянтов отдам Иззи, чтобы она ходила в самых лучших платьях, а немножко дукатов оставлю Лайонелу, ведь он так хотел иметь фотоаппарат. Ну а все остальное будет моим, и тогда, купив билет, я отплыву на большом корабле в Америку, разыщу картины отца и привезу их домой.
Дядя Гарет нашел меня, когда я пыталась не отчаиваться.
— Ох, Уна, Уна, — произнес он. — Тебе обязательно надо было это делать?
Кажется, я объяснила, что ищу сокровище, а он вытащил свой носовой платок, который всегда пахнул мастерской, и вытер с моего лица слезы и землю. Дядя сказал, что все понимает. И он в моем возрасте тоже думал, не остались ли тут сокровища, спрятанные монахами. Но у монахов не было сокровищ, ведь они приносили клятву бедности. А если им что-то и давали, то они тратили это на помощь людям или на украшение часовни. И дедушка всегда так поступал, поэтому я не должна портить часовню, выкапывая что-то из пола.
— Но мне необходимо найти сокровище! — воскликнула я, поведав, зачем оно мне нужно.
Дядя Гарет посадил меня на колено и долго молчал.
— Знаю, — наконец сказал он. — Бедняжка. Я все понимаю. Я ведь тоже по нему скучаю. Очень сильно.
— Я когда-нибудь увижу его картины?
— Уверен, что увидишь, детка. Но это великие картины, особенные — и они в безопасности в большой галерее в Сан-Франциско. Когда-нибудь мы поедем и разыщем их, ладно?
Один только запах дяди Гарета убедил меня, что он говорит правду — мы поедем туда.
— Когда-нибудь, когда ты станешь старше. Мы причалим в Нью-Йорке, покатаемся вверх и вниз в лифтах Эмпайр-стейт-билдинга.
Дядя снова обнял меня и помог приладить плитки обратно, чтобы никто не узнал, что я натворила. А потом попросил помочь ему с очень важной работой в мастерской. К тому времени, как тетя Элейн пришла меня искать, чтобы накормить ужином, я была покрыта маслом и чернилами — и славой, потому что самостоятельно собрала пресс «чандлер-и-прайс». Дядя Гарет сказал, что только немного мне помог, с самыми трудными деталями.
Даже в доме Чантри невольно думаешь, что есть нечто большее в мире под твоими ногами. Густой запах влаги, камня и земли, когда ты впервые спускаешься в подвал, — дом как будто вдыхает его. Словно темнота старше тебя и помнит больше историй. Она старше даже, чем окружающие камни, — стара, как сама земля.
На самом деле стены подвала были моложе дедушки. Я знала это, потому что он сам мне рассказывал: подвал вырыли при строительстве дома. Именно тогда он нашел в земле пивную бутылку времен Великой выставки, монету времен Американской войны за независимость, а еще много глиняных трубок с длинными тонкими черенками и осколки бело-голубого китайского фарфора времен королевы Анны — совсем как в «Портном из Глостера».[18] Ему пришлось выложить подвал камнями, чтобы земля не вспучилась, и построить над ним дом. Но может быть, если бы он продолжил копать, сказал дедушка, то нашел бы золотой крест и подсвечники, а может, и статуэтку Марии и Младенца Иисуса, в спешке зарытые монахами, чтобы спасти их от воинов короля Генриха. А еще нашел бы серебряные монеты и драгоценности, или секретные карты островов, где зарыты сокровища, и волшебных рек, или зубы гоблина, или кости монахов, живших здесь в древности, когда часовня была еще новой и все верили в Бога.
«Я бы не возражала против костей и зубов гоблинов, если бы Марк был тут», — подумала я, но не сказала вслух.
Мы с ним прокопали бы достаточно глубокий туннель, трудясь год и один день, тринадцать ущербов и тринадцать прибываний луны. И там была бы подземная река, и я пустила бы в ход семь золотых монет монахов, чтобы заплатить перевозчику. И когда мы высадились бы, то пошли бы по проходу, похожему на неф церкви, и увидели бы еще один подвал, такой же, как этот, только намного, намного больше, с колоннами, высокими, как деревья, с залом таким огромным, что почти не видно крыши. В центре его горел бы великий огонь, свет которого достигал бы каждого уголка, так что там не было бы темных мест. Вокруг огня на медвежьих шкурах и кучах серебристой соломы сидели бы рыцари с мечами, в сияющих в свете пламени доспехах. А с ними, на кровати из слоновой кости и золота, похожей на алтарь и заваленной мехами и шелками, возлежали бы король Артур и королева Гиневра — рука в руке — в ожидании, когда их разбудят.