Но я потихоньку веду её к дому, откуда сбежала пару минут назад. Чтобы время не терять, если это не она.
– Они не могли сказать таких жестоких слов, – уверенно заявляю. Мира так говорила о детях… Любит она их. Да и слёзы её были настоящими.
– Она и не сказала. Её подружка сказала!
Хм… А ведь если подумать, когда мы пили чай, Артур ворвался на кухню и спросил, не приходила ли какая-то Даша к ним в дом. Неужели ревнивая баба, у которой не состоялась личная жизнь, решила нагадить хорошим людям?
Классика. И гадать не надо.
Мусор в голову ребёнка вбила.
Не верю я, чтобы те люди так сказали маленькому ребёнку.
Было бы им плевать, они бы не бегали по округе, думая, что она потерялась ночью в небольшом лесу у них за домом. А Мира бы так не переживала.
Гнида чёртова та, кто так сказала.
Наверняка била по самому уязвимому, чтобы нагадить. По ребёнку.
Вот она и убежала… Нервы треплет родителям. Неосознанно, конечно.
– Но я точно стану им не нужна, когда братики родятся…
И опять поджимает свои крохотные губки.
– Знаешь, – пытаюсь её успокоить, – верить кому-то вот так сразу нельзя. В мире куча злодеев и людей, которые не следят за словами. Та подружка всего лишь оказалась очередной злодейкой, – улыбнувшись, свободной рукой треплю её по макушке.
– Правда? – поднимает голову и смотрит на меня своими голубыми глазами. В свете фонарей теперь вижу отчётливо миловидное лицо ангелочка. – Они меня не разлюбят? Не вернут никуда? Я не хочу обратно. Там мальчики злые…
– Нет, конечно, – слегка смеюсь, чтобы расслабить её и не задеть уязвимых детских чувств. – Скажи, они тебе сказали хоть что-то плохое за всё время?
Угрюмо кивает.
– Мама сладкое запрещает много кушать. Какой-то кабриес будет.
Я легонько смеюсь.
– Это мама правильно делает, – успокаиваю малышку. – Сладкого много есть нельзя. Вредно. Это всё?
– Вроде да…
– А теперь вспомни, что родители делали для тебя хорошего и что говорили. Помнишь?
– Помню… – виновато утыкается взглядом в землю.
– Они ведь говорят тебе, что любят тебя?
Опять угрюмый кивок.
– Папа или мама укладывают спать?
– Да-да, – она радостно кивает головой, будто вспоминает всё хорошее. Все радостные впечатления и счастливые воспоминания перекрывают плохие. – А папа косички делает.
Свободной ладошкой гордо ведёт по светлым волосам.
Папа косички делает…
На секунду я представила, как бы мой папа заплетал мне волосы, но…
Слёзы на глазах выступают. У меня никогда такого не было. И в чём-то я завидую маленькому ангелочку.
– Тогда у тебя самые лучшие родители, – стараюсь не расплакаться. – Пока ты веришь злодейкам, мама и папа ищут тебя.
– Да? – я вижу, как ей становится не по себе. И где-то внутри меня всё скручивает от долбаной вины. Я сказала что-то лишнее? – Они меня любят? И никому не отдадут? Не вернут дяде Лёше?
Я не знаю, кто это такой, но…
– Не-а, – радостно сообщаю ей. – Представь, как папа сейчас волнуется? Он стал седым! И на новый год у тебя будет собственный Дед Мороз!
Кажется, она пропускает глупую шутку мимо ушей. Сильнее стискивает мою ладонь.
– Тогда надо быстрее вернуться! – она мигом загорается, но тут же тухнет, чуть не плача. – Но я потеряла-а-ась и не помню дорогу домо-ой…
Глава 59
В голубых глазах сверкает влага.
И резко хочется снова притянуть её к себе, утешить, пожалеть. И мягким, нежным голосом сказать, что всё будет хорошо.
– Ничего, найдём, – уверенно заявляю. – Пойдём пока прямо.
Девочка от нетерпения срывается с места, и мне приходится бежать на каблуках за ней. Направляю её, рассказывая, куда сворачивать. И даже не спрашивает, откуда я это знаю.
Догадалась? Или в силу детской наивности ещё не поняла, что я знаю о ней?
Улыбнувшись, всё ещё пытаюсь вспомнить, где её дом. Примерно знаю.
Мужики поблизости ищут, в небольшом лесу, а она сидит в чужом саду. И далеко от их участка.
Что уж там… Я сама забрела по случайности, когда искала название улицы.
А теперь мы возвращаемся к дому Славы. Возле ворот по-прежнему стоит в ряд около десятка машин. Калитка открыта, а тот бугай всё ещё дежурит на входе. Но уже не один. Рядом с ним кричит Мира, спорит с ним. И будто чувствуя нас, своего ребёнка, неожиданно переводит взгляд на меня.
Хватка на ладони пропадает.
И я вижу летящую к маме Славу. Чуть не спотыкается, но долетает до своей цели. Её плач и детские слёзы слышатся даже здесь.
Облегчение пронизывает каждую клеточку, и необычная эйфория захлёстывает как цунами.
Малышка поняла, что родители не желают ей зла, любят её сильно и никуда не отдадут. Горжусь ею так, словно это мой собственный ребёнок.
И я честно, искренне, по-доброму ей завидую.
Смотрю за них, плачущих, но счастливых, и органы скручиваются в мясорубку. Грустно и одновременно радостно наблюдать за тем, как к ним подлетает Артур. И отец, хоть и не родной, заботливо притягивает её к себе.
Хорошая семья.
Больно признавать, но у меня никогда такого не было.
Семья у меня хреновая. Я всегда это видела, знала, лишь раз сняв розовые очки. И, увидев весь ужас, надела их обратно, несмотря на всю жестокую правду. Они спасали от ругани, лишних разговоров и вопросов.