Тайная девушка (ЛП)

— Если это стоит того, чтобы вся школа увидела тебя… вот таким. — Я показываю на его обнажённое тело, и Рейнджер хватает меня за руку, сильно сжимая. Меня обдаёт жаром, и я издаю тихий задыхающийся звук, который заставляет его удивлённо приподнять брови.

«Он всё поймёт», — предупреждаю я себя, убирая руку с его. Рейнджер отпускает меня, но это угрожающее выражение на его лице остаётся.

— Да поможет мне Бог, Карсон. — Он откидывает волосы со лба и указывает на дверь. — Убирайся отсюда нахуй и держи свой чёртов рот на замке.

— Почему ты готовишь голым? — я повторяю, а он просто смотрит мне прямо в лицо, нисколько не стыдясь этого.

— Потому что мне нравится готовить голышом. Ну и что? Это моё дело, а не твоё.

— Но насколько это гигиенично? Я имею в виду, некоторые люди могут подумать, что это немного отвратительно.

— Я готовлю только для себя, а потом убираю на кухне. Приди в себя, Карсон. — Рейнджер возвращается к стойке и выбрасывает остатки своего торта в мусорное ведро.

— Тогда зачем фартук? — спрашиваю я, и клянусь, у него из спины вырастают колючки, а глаза сверкают яростью, когда он оборачивается, чтобы посмотреть через плечо. Он похож на дракона, готового оторвать голову ничего не подозревающему крестьянину.

— Ты всегда задаёшь так много личных вопросов, которые, чёрт возьми, тебя не касаются? Убирайся отсюда и катись к чёрту.

— И почему всегда такие красивые фартучки с оборками? — я давлю, зная, что он мало что может сделать со мной, когда голый. Всё, что мне нужно сделать, это выскользнуть за дверь и убежать; он не будет преследовать меня. Я имею в виду, по крайней мере, не думаю, что он стал бы… Хотя он такой озлобленный ублюдок, что я бы не стала полностью сбрасывать такой шанс со счетов.

Рейнджер с грохотом ставит миску в раковину и поворачивается, чтобы свирепо посмотреть на меня, грудь его вздымается от разочарования.

— Они принадлежали моей бабушке, — выдавливает он, и я поднимаю брови.

— Ты готовишь голышом в бабушкиных фартуках? Ты хоть понимаешь, как странно это звучит?

— УБИРАЙСЯ! — рычит он, и я бросаюсь к двери, приоткрывая её, в то время как он скрещивает руки на груди и смотрит на меня.

— Эй, эм, — начинаю я, чувствуя, как моё сердце странно трепещет в груди, когда я встречаюсь взглядом с его голубыми глазами. — Я просто шучу. Думаю, это круто, что у тебя есть бабушкины фартуки, и… знаешь, готовить голышом — это необычно. Просто… не оставляй в раковине никаких лобковых волос. — Рейнджер берёт набор металлических мерных стаканчиков и бросает их в меня.

Мне удаётся выскочить из комнаты как раз вовремя, чтобы не быть проткнутой ими.

— И ты только сейчас рассказываешь мне об этом? — говорит папа, переводя взгляд с одной записки на другую, прежде чем поднять голубые глаза на моё лицо. Он явно в ярости; костяшки его пальцев, сжимающих бумагу, побелели.

— В первый раз, я… — Думала, я вернусь в Калифорнию и останусь там. Не думала, что это важно, ясно? — Я думала это шутка. Но…

— Это нелепо, — бормочет папа, вздыхая и поворачиваясь, чтобы бросить записки на стол. — Ты возвращаешься сюда. Не знаю, почему я вообще позволил тебе вернуться в общежитие.

— Я не хочу здесь жить! — я огрызаюсь, и есть это недосказанное с тобой, что, я думаю, мы оба слышим. Теперь я тяжело дышу, а папа просто смотрит на меня так, словно больше не знает, кто я такая. С тех пор как ушла мама, между нами всё было непросто. Я имею в виду, я люблю этого мужчину и всё такое, но иногда он просто выводит меня из себя. Почти уверена, что это чувство взаимно. — Я хочу остаться в общежитии.

— Сначала ты придумываешь эту историю о мужчине с ножом, а теперь вот это. — Папа указывает на записки. — Либо ты говоришь правду, и в этом случае я не подвергну единственную дочь опасности. Или же ты лжёшь, потому что думаешь, что я отправлю тебя обратно к тёте — чего, кстати, не произойдёт.

— Последнее место в мире, где я хотела бы оказаться — это Калифорния — огрызаюсь я, с отвращением прикусывая губу. — И я не лгу. Я почти не рассказывала тебе о том, что происходит, потому что не хотела, чтобы меня заставляли жить здесь с тобой. Мне семнадцать, мне нужно личное пространство.

— Нам нужно устроить собрание, — бормочет папа, больше себе, чем мне. Он больше почти не смотрит на меня, переключаясь в режим учителя. Он был таким всю мою жизнь — учитель, администратор, консультант для трудных детей. Иногда я просто хочу, чтобы он стал моим отцом хотя бы на две секунды. — Мы объявим программу для девочек, и…