Вышинский остался в Германии политическим советником Жукова. Он же возглавил правительственную комиссию по Нюрнбергскому процессу, которая утвердила перечень вопросов, которые не должны были обсуждаться на суде. Андрей Януарьевич следил затем, чтобы ни слова не было сказано о секретных протоколах 1939 года и о расстреле поляков в Катыни. Союзники ради сохранения единства держав-победительниц согласились не обсуждать эти темы. Когда кто-то из обвиняемых или их адвокаты упоминали Катынь или секретные договоренности Гитлера и Сталина, им приказывали замолчать.
Вождь все больше полагался на таланты Вышинского, все чаще звонил Андрею Януарьевичу. Помехи при телефонном разговоре воспринимал настороженно: не подслушивают ли его разговоры?
28 сентября 1945 года Берия доложил Сталину о результатах проверки телефонного аппарата Вышинского:
«Осмотром установлено, что у микротелефонной трубки аппарата “продувание” капсюля микрофона оказалось ненормальным в результате того, что капсюль и внутренние стенки крышки микрофона были влажными с наличием капель воды, что и явилось причиной плохой слышимости.
Для предупреждения подобных случаев в дальнейшем произведена замена аппарата другой конструкции с прямой микротелефонной трубкой, обеспечивающей меньшее попадание влаги в микрофон.
Линия абонента оказалась в нормальном состоянии».
В послевоенные годы, особенно когда приступила к работе Организация Объединенных Наций, расцвел ораторский дар Вышинского. Он мог говорить часами легко и непринужденно, сказывалась прокурорская закалка. Его речи с профессиональной точки зрения производили впечатление — он непринужденно оперировал редкими историческими примерами, латынью, пословицами и афоризмами. Но вел он себя как в суде. Он вовсе не пытался объяснить свою позицию, чтобы найти возможность компромисса и договориться.
Британский дипломат Хартли Шоукросс так отозвался о стиле Вышинского: «Когда советская делегация протягивает оливковую ветвь мира, она делает это столь агрессивным способом, будто рассчитывает отбить у других желание принять ее».
Поэтому иностранцы ему не доверяли и серьезных переговоров с ним не вели. Воспринимали его просто как оратора.
«До дна, товарищи!»
В марте 1949 года, убрав Молотова, Сталин назначил министром иностранных дел Вышинского. Холодная война была в разгаре. Возможно, вождь исходил из того, что период серьезных переговоров закончился. За столом переговоров добиться ничего нельзя. Остается только переругиваться. Вышинский для этой роли подходил идеально.
Вышинский, пожалуй, первым из профессиональных юристов показал, что можно вообще обойтись без доказательств. Достаточно просто ругаться: «Мразь, вонючая падаль, навоз, зловонная куча отбросов, поганые псы, проклятая гадина…». Потом он точно так же ругался и с трибуны ООН: «Прожженные жулики, мерзкие твари, проходимцы, бандиты, наглецы, презренные авантюристы…»
Это был особый стиль прокурора и дипломата Вышинского. Его стиль подхватила вся страна, на этом языке объяснялись ученые, писатели и руководители государства. Он не видел особой разницы между подсудимыми и министрами иностранных дел разных стран, которые собирались в ООН. И те и другие были врагами, которых следовало раздавить.
Вышинский, работая и в прокуратуре, и в ведомстве иностранных дел, знал, что у него есть постоянный поклонник, которому нравилась такая ругань. Ради него Андрей Януарьевич и ораторствовал. Сталин получал удовольствие, слыша, как Вышинский топчет ногами бывших членов политбюро или иностранных дипломатов. Иногда, впрочем, Андрей Януарьевич перебирал.
В ноябре 1949 года находившийся в Нью-Йорке Вышинский получил из Москвы выговор:
«Обращаем Ваше внимание на то, что Вы поступили неправильно, когда в своей речи в Специальном политическом комитете 10 ноября по вопросу об атомной контроле заявили, что США могут допустить просчет в отношении количества атомных бомб в Советском Союзе.
Вам не следовало делать заявлений в таком воинственном тоне, особенно имея в виду, что это находится в противоречии с данной Вам к Октябрьской годовщине директивой о необходимости держаться в рамках разъяснения миролюбивого характера политики СССР.
Вы должны избегать всего того, что на руку тем кругам в США и некоторых других странах, которые стоят за гонку вооружений, запугивая население своих стран военной мощью Советского Союза…»
Пока Молотов был министром, он держал в руках все рычаги управления дипломатией. Своим заместителям он оставлял только мелкие текущие дела. Вышинского явно глодала обида, что ему не дают развернуться, заставляют заниматься рутиной. Он отыгрался, когда Молотова сняли: не посылал своему недавнему начальнику никаких бумаг, хотя тот формально оставался куратором МИД от политбюро.
Вышинский стал не только министром, но и разведчиком номер один — возглавил Комитет информации при Совете министров, который объединил всю советскую разведку, то есть Главное разведывательное управление Генерального штаба и Первое главное управление Министерства госбезопасности.