Смит приехал сюда, чтобы помочь установлению сотрудничества, и хочет действовать и говорить прямо и откровенно. Он откровенно высказал эти свои мысли тов. Сталину, но не знает, что ему надо дальше делать.
Я сказал, что, вероятно, тов. Сталин, соответственно, ответил ему на интересующиеся его вопросы. Оговорился, что я американскими делами не занимаюсь и не в курсе деталей… Посол пытался вернуться к вопросу о взаимоотношениях, но я перевел разговор на темы о погоде и спорте».
17 июля 1946 года Максиму Максимовичу исполнилось 70 лет. На следующий день его попросил заглянуть заместитель министра Деканозов, верный соратник Берии (впоследствии вместе с ним и расстрелянный). Деканозов, ведавший кадрами, сообщил коллеге:
— Мне поручили сообщить вам, что вы освобождены от работы и переведены на пенсию.
Литвинов получил персональную пенсию союзного значения. Это сохраняло ему некоторые житейские привилегии, столь важные в скудной советской жизни. Максим Максимович написал Сталину письмо и попросил дать ему какую-нибудь работу. Литвинова вызвал член политбюро и секретарь ЦК по идеологии Андрей Александрович Жданов:
— Вы писали товарищу Сталину. Мы хотим поставить вас во главе Комитета по делам искусств.
Максим Максимович возмутился:
— Я ничего в этом не понимаю. Да я и не думаю, что искусство можно декретировать…
Жданов рассердился:
— Какую же работу вы имели в виду?
— Чисто хозяйственную.
Никакой работы ему не дали. Он начал составлять словарь синонимов, каждое утро ходил в Ленинскую библиотеку и все же томился от безделья. «В кремлевской столовой, — пишет Илья Эренбург, — он почти каждый день обедал с Яковом Захаровичем Сурицем, бывшим послом в Афганистане, Норвегии, Турции, Германии, Франции. В грустных разговорах они отводили душу. Суриц умер в день похорон Литвинова, пережив Максима Максимовича всего на несколько дней…»
Роман со злобной старухой
Литвинова сняли с партийного учета в МИД, перевели в парторганизацию домоуправления, тоже своего рода унижение. Литвинов ходил туда на партсобрания — сидел, слушал. В доме Литвинова, по воспоминаниям бывшего посла Олега Александровича Трояновского, витал совсем иной дух, чем в других высокопоставленных семьях. Эту атмосферу создавала и его жена, занимавшейся художественными переводами.
Известный писатель Корней Иванович Чуковский летом 1932 года зашел к Айви Литвиновой в дом на Спиридоновке: «Очень изящная квартира, окнами во двор, флигелек при наркоминдельском доме; обстановка такая, в которой живут за границей средней руки доктора, присяжные поверенные и проч. Комната Литвиновой: книги в хорошеньких переплетах, картина Маковского, художественный плакат на революционную тему, сделанный каким-то иностранцем, и, что больше всего меня поразило, целая этажерка, прикрытая плюшевой занавеской, — ее ботинки, около 20 или 25 пар. Я пришел к ней просить ее от имени издательства Academia, чтобы она перевела на английский язык мои детские книги. Она согласилась».
Литвинов не скрывал скептического, а то и саркастического отношения к происходящему, явно осуждая кампанию шпиономании и репрессий. Понимая, что его прослушивают, продолжал критически отзываться о советском руководстве. Молотова он презирал и называл Каменной задницей. Своего недавнего подчиненного Громыко считал слабым профессионалом.
Литвинов был спокоен, уверен в себе и играл не в домино, как крупные советские руководители, а в бридж, которому научился в Англии. Слушал музыку, много читал. Он был веселый, светский человек. Ему нравилось быть в центре внимания. Несмотря на полноту, любил танцевать. С удовольствием носил введенный для дипломатов мундир.
28 мая 1943 года появился указ президиума Верховного Совета СССР о введении дипломатических рангов для дипломатических работников НКИД, посольств и миссий за границей. Постановлением Совнаркома вводилась форменная одежда со знаками различия — вышитыми золотом звездами на погонах. Получившим ранг посла полагался мундир с (генеральскими) погонами без просвета с вышитыми звездочками и металлической золоченной эмблемой — двумя скрещенными пальмовыми ветками.
Форму отменили в 1954 году по требованию министра обороны маршала Жукова, который считал, что на погоны имеют право только военные. Осталась только парадная форма для послов и посланников. Она существует и поныне…