Вначале не узнал её, из-за многочисленных ссадин и синяков по всей коже. Узнал только по очертаниям фигуры и по светлой копне волос, заплетённой в толстую косу. И по крику Верочки, когда она бросилась к стеклу, прижавшись к нему лбом и ладошками.
– Мама! Мамочка! Проснись! Это я! Я пришлаааа!
Тихонько попискивала малышка, постукивая кулачками по стеклу.
– Верочка, не шуми, пусть мама поспит, хорошо? Она очень устала, – легонько её приобнимаю.
– А когда мне можно будет к ней подойти? Когда она проснётся? Ну я правда, правда, очень соскучилась! – всхлипывает. Кулачками глаза трёт. А мою грудь изнутри жжёт. Дыры в ней выжигает от невозможности молниеносно повлиять на ситуацию с моими деньгами и возможностями.
Смотрю на Элеонору Валерьевну, та лишь губы поджимает.
– Владимир Николаевич, вы можете пройти в палату, но ребёнок пусть лучше останется здесь.
– Посидишь пока на диванчике?
– Но я к маме хочу…
– Немного позже, ладно? – провожу ладонью по пышной копне тёмных волос. – Нас слишком много.
– Хорошо.
Удивляет то, что она такая послушная, будто всё понимает.
Вера заметно приуныла, глазки заблестели от слёз. Развернувшись, с опущенной головой, прижимая куклу к груди, она побрела к дивану, который стоял у поста дежурной медсестры.
Захотелось сильно-сильно её обнять и заверить, что всё будет хорошо. Вот только я не был уверен в этих словах. Проблемы, выплывшие из прошлого, только начинались. И они набирали оборот.
– Проходите, только недолго…
Дверь бокса открывается. Делаю первый шаг, но резко останавливаюсь, будто сомневаюсь. Неприятный осадок даёт о себе знать. Но я блокирую его мыслями о дочке и продолжаю двигаться. Всё, что я делаю сейчас, я делаю ради неё.
Подхожу близко к кровати и застываю.
Это она…
В горле жутко пересыхает, по нервам бьёт мелкая дрожь.
Не знаю, что именно сейчас чувствую.
Вроде бы хочется за руку её взять… но я не решаюсь.
Всё же жалость внутри меня побеждает, и я несколько неуверенно, но мягко, опускаю свою ладонь на её худую, бледную, практически белую руку.
Меня едва не разрывает от эмоций.
Первое прикосновение, спустя так много лет…
Сердце в галоп, и одновременно соль на рваные, открытые раны.
Полина лежит неподвижно с закрытыми глазами. На лице кислородная маска, рядом попискивает оборудование. На кардиомониторе видно, как размеренно бьётся её сердце. Ещё жива…
– Как она?
– Сложно сказать, – врач вздохнула, – ушибы, перелом ноги и ребра, сотрясение… Пациентка сейчас в коме. Испытала сильный шок.
– Она выйдет из комы?
– Мы делаем всё возможное, но…
– Я понял, – сглатываю, – я бы хотел поговорить насчёт перевода Полины в другую клинику. Это возможно? Или я могу хотя бы договориться с вами о том, что её осмотрят мои специалисты?
– Да, это возможно. Но пока лучше не рисковать. Мы можем обсудить с вами этот вопрос немного позже, в моём кабинете.
– Хорошо.
Не заметил, как во время общения с врачом сжал её руку сильней.
Даже в таком состоянии, даже после того осадка, который она мне оставила, я вижу в ней самую красивую девушку на планете. И я не понимаю, чёрт побери, почему меня продолжает к ней тянуть?!! Почему сердце захлёбывается в крови от боли, а душа рвётся в клочья?
– Пойдёмте, долго нельзя… – врач тронула меня за плечо, потом принудительно потянула к выходу.
Я до последнего держал её руку, а когда она выскользнула из моей, прошептал:
– Борись, Полина! Борись! Ради дочки! Я хочу, чтобы ты открыла глаза! Я вытащу тебя из того света, ты поняла?! – тряхнул её немного, сжав пальцами тоненькое запястье, вдруг увидел, как ритм сердца на мониторе участился.
Неужели слышит меня?
Чувствует…
И добавил про себя:
Лишь для того, чтобы самому лично прикончить.
Глава 3
– Жень, ну что там по тесту на отцовство?
– Договорился. По звонку, и они у вас. В любое время суток пришлют из клиники человека, который приедет на обозначенное место.
– Отлично, спасибо! И ещё один момент… Хочу, чтобы ты выяснил, кто сбил Полину. Что за машина, кто был за рулём? Это был несчастный случай, или… намеренный.
– Понял, приступаю.
Сбрасываю вызов, тру пальцами переносицу.
Поднимаю голову, перед глазами опять возникает силуэт Полины, мутно мелькающий за прозрачным стеклом.
Не могу на неё смотреть… Внутри всё горит и тлеет. Я, конечно, её ненавижу, но наверно она не заслужила такое.
Полина была невероятной красавицей… Нежной, хрупкой, куколкой. Я увидел её и помешался на ней с первой секунды нашей первой встречи. А сейчас на ней практически нет живого места. Невозможно смотреть без боли и тоски.
Отворачиваюсь.
Не замечаю, с какой силой сжимаю в кулаке телефон – слышу лёгкий хруст.
Я зол. Разъярен. И на взводе.
Должен найти тварь!
Сбежавшую с места преступления…
И уничтожить.
Позади раздаётся детский лепет, который заставляет вернуться в реальность.
Вера сидит на диване и о чём-то болтает с постовой медсестрой.
– Какая умная девочка! Твоим родителям с тобой очень повезло.
– Только мамочке… Но моя мама вон там! – кивает на стекло. – Я подслушала разговор Татьяны Павловны, воспитателя из детского дома, она сказала, что мою маму Боженька хочет забрать на небо.