Когда на церемонию прибывает индуистский священник-пандит, в гостиной вокруг него собирается больше двух десятков человек. Кавита и держащий младенца Джасу занимают места на полу возле пандита. Священнослужитель зажигает церемониальный огонь и возносит молитвы Агни — богу огня, чтобы совершаемые им обряды были чистыми. Он начинает петь мантры, взывать к духам предков и просить их благословить и защитить ребенка. Мелодичный голос священника успокаивает. Кавита вглядывается в пламя и мысленно переносится к своей ежеутренней пудже на каменных ступеньках. Аромат благовоний и масла гхи витает в воздухе, и она закрывает глаза. В душе Кавиты возникают видения: лицо дайджи между согнутых колен, табличка с красными буквами на двери, лязг железных ворот приюта.
— Точное время и день рождения ребенка? — слышит она издалека голос священника. Джасу отвечает ему, и пандит обращается к астрологической таблице, чтобы посмотреть, что обещает мальчику гороскоп. Кавита напрягается еще больше. Сейчас будет определена вся дальнейшая жизнь сына: его здоровье, достаток, женитьба и, конечно же, имя. После некоторой паузы пандит смотрит на Джасу.
— Выберите имя, начинающееся с буквы «В».
Взгляды всех присутствующих обращаются к Джасу. Он на секунду задумывается, затем на его лице появляется улыбка, и отец наклоняется к мальчику, чтобы прошептать имя ему на ушко. Затем Джасу поворачивается и поднимает малыша, чтобы все увидели его сына.
— Виджай, — произносит он, сияя. Пандит одобрительно кивает, и гости радуются, повторяя друг другу это имя. Где-то в толпе Кавита слышит еще что-то. Это пробирающий до мурашек крик младенца. Она смотрит на сына. Тот спит. Тогда она окидывает взглядом комнату, пытаясь понять, откуда доносятся звуки плача, но в комнате нет других детей. Джасу кладет малыша в люльку, украшенную гирляндами ярко-оранжевых бархатцев, белых и красных хризантем, и начинает качать колыбель. Другие женщины медленно подходят и обступают их. Кавита слышит их поющие голоса, но даже они не могут заглушить пронзительный плач, который ей по-прежнему мерещится. На мгновение Кавиту поражает тревожная мысль о том, что для нее теперь все в жизни сына будет казаться сладко-горьким.
Кавита вглядывается в лицо Виджая, чтобы убедиться, что новое имя ему подходит. Оно означает победу.
16
ОБИДА
Сомер будит тихий стук в дверь. Она слышит бормотание Кришнана, звук открывающейся двери и шуршание чьих-то шагов. Сквозь полуприкрытые веки женщина видит, как к кровати подходит слуга с подносом.
— Хочешь чаю? — обращается он к жене.
— Что? Нет.
Сомер переворачивается на другой бок и закрывает глаза. До нее долетают бряцание ложки о края фарфоровой чашки, обмен репликами, снова шаги и, наконец, звук закрывающейся двери.
— Ах, чай в постель, — говорит Кришнан. — Одно из величайших удовольствий в Индии. Тебе тоже надо как-нибудь попробовать.
Сомер зарывается лицом в подушку.
— Чем мы займемся сегодня?
Воскресенье — это единственный день, когда не работает государственное бюро.
— Кое-кто из друзей звал меня на матч по крикету, если ты не против. Я ужасно играю, но был бы рад повидаться с ними. Школьные друзья. Некоторых из них я не видел уже лет десять. А ты, если хочешь, можешь пройтись с мамой по магазинам.
Сомер стоит на балконе и смотрит на унылый океан, который катит серые волны на дощатый настил. На улице жарко и влажно, но хотя бы дождь прекратился. В первый же ясный день, который выдался за долгие недели, Кришнан ушел один. Сомер задыхается от одной мысли, что ей снова придется сидеть в квартире, а перспектива проводить время со свекровью кажется еще менее привлекательной. Она решает пойти прогуляться самостоятельно, чтобы вырваться из тесноты перенаселенной квартиры.
Переступив порог здания и миновав высокие ворота, Сомер сразу же чувствует себя свободной и идет прочь от недоверчивого взгляда консьержа. В конце квартала находится железнодорожная станция Черчгейт, а на углу напротив нее есть закусочная с вывеской «Бургеры». После двух недель исключительно индийской кухни мысль о бургере кажется Сомер весьма заманчивой. Она подходит к окошку и заказывает:
— Два гамбургера с сыром, пожалуйста.
Один она съест сейчас, а второй прибережет на потом, чтобы хоть как-то разбавить однообразие из карри и риса.
— Ветчины нет, мадам. Бургеры только с мутоном.