Тайная доктрина. Том II

а) Текст этой Станцы ясно предпосылает, что человеческий эмбрион был вскормлен ab extra Космическими Силами, и что «Отец-Мать», по-видимому, выделяли зародыш, который созревал; и, по всей вероятности, это было «потом-рожденное яйцо», которое должно было быть высижено каким-то таинственным образом, будучи разобщенным со своим «двояким» родителем. Сравнительно легко представить себе яйцеродное человечество, ибо даже посейчас человек, в одном смысле, есть «яйце-рожденный». Больше того, Магенди в своем труде «Precis Elйmentaire de Physiologie» приводя

«случай, где пуповина была нарушена и рана совершенно зажила»,

тем не менее младенец родился живым, спрашивает с большим основанием:

«Каким образом происходила циркуляция в этом органе?»

На следующей странице он говорит:

«Ничего еще неизвестно относительно возможности пищеварения в утробном плоде».

Что же касается до его питания, то он ставит следующий вопрос:

«Что же тогда можем мы сказать о питании утробного плода? Труды по физиологии содержат лишь туманные предположения по этому вопросу».

«Да, но», может возразить скептик, «книга Магенди принадлежит предыдущему поколению, наука же с того времени сделала такие успехи, что клеймо невежества не может быть более закреплено за этой профессией». Если так, то обратимся к очень большому авторитету по физиологии, например, к сэру Михаилу Фостеру, и, к стыду современной науки, мы увидим каковы его утверждения.

«Что касается до возникновения и развития функциональной деятельности в эмбрионе, то наше знание равняется почти что нулю. Мы почти ни чего не знаем о различных фазах, через которые проходят главные основные свойства протоплазмы ову-ма, дифференцируясь в те сложные феномены, которые мы сделали попытку объяснить в этом труде».[309]

Ученики Тринити Колледжа Кембриджского Университета пусть опустят завесу перед статуей Гигии и завяжут глаза бюстам Галена и Гиппократа из опасения, чтобы они не обратили взора, полного упрека, на своих выродившихся потомков. Мы должны привести еще один факт. Сэр Михаил Фостер хранит осторожное молчание по поводу случая с нарушенной пуповиной, приведенного его великим французским коллегою.