Тайная доктрина. Том III

С того самого дня, когда первый Наставник из «Божественных Династий» нашел средства сообщения между этим миром и мирами невидимого сонма, между сферой материи и сферой чистого духа, он пришел к заключению, что бросить эту таинственную науку на опошление толпе значит потерять ее. Злоупотребление ею могло привести человечество к быстрому уничтожению; это было бы подобно обкладыванию группы детей взрывчатыми веществами со вручением им спичек. Первый божественный Наставник посвятил только несколько избранных и хранил молчание перед множествами. Он осознавал своего Бога и чувствовал это великое Существо внутри самого себя. «Атман», Я, могущественный Владыка и Защитник, если только человек познал Его, как «Я есмь», «Ego Sum», «Ахми», – являл свою полную силу тому, кто был в состоянии узнавать «все еще тихий голос». Со дней первобытного человека, описанного первым ведическим поэтом, вплоть до нашего современного века не было философа, достойного этого названия, который не носил бы в молчаливом святилище своего сердца этой великой и сокровенной истины. Если он был посвященным, то узнавал это как священную науку; если нет, то подобно Сократу, твердя себе так же, как и своим ближним, благородный приказ – «О, человек, познай самого себя» – он преуспевал в узнавании своего Бога внутри самого себя. «Вы есть боги», говорит нам царь-псалмопевец, и мы находим, что Иисус напоминает писцам, что изречение «Вы есть боги» было адресовано другим смертным людям, требуя себе той же самой привилегии безо всякого кощунства. И как верное эхо, Павел, утверждая, что все мы являемся «храмами Бога живаго», осторожно добавляет, что, в конце концов, эти вещи только для «мудрых» и что говорить о них – «незаконно».[99]

Некоторые причины этой скрытности могут быть здесь приведены.

Основным законом и отмычкой практической теургии в ее главном применении к серьезному изучению космических и сидеральных, психических и духовных тайн было, и все еще является то, что греческие неоплатоники называли «теофанией». Общепринятое значение этого слова есть «общение между богами (или Богом) и теми посвященными смертными, которые духовно способны пользоваться таким сношением». Однако эзотерически это значит больше. Ибо это не есть только присутствие Бога, но действительное – хотя и временное – воплощение, так сказать, слияние личного божества, Высшего Я с человеком – его представителем или посредником на земле. По общему закону. Высочайший Бог, эта сверх-душа человеческого существа (атма-буддхи) только осеняет индивидуума в течение его жизни с целью наставления и откровения, или как римские католики – которые ошибочно называют эту сверх-душу «ангелом-хранителем» – сказали бы, «она стоит во вне и наблюдает». Но в случаях теофанического таинства она сама воплощается в теурге с целью откровения. Когда это воплощение является временным в течение тех таинственных трансов или «экстазов», которые Плотин определяет как

Освобождение ума от его конечного сознания, его становление единым и отождествленным с Бесконечным,

то это возвышенное состояние очень кратковременно. Человеческая душа, будучи отпрыском или эманацией своего Бога, «Отца и Сына», становится единой, «божественный источник вливается подобно потоку в свое человеческое русло».[100] Однако в исключительных случаях это таинство становится завершенным; Слово фактически становится Плотью, индивидуум становится божественным в полном смысле этого слова, так как его личный Бог сделал из него постоянное пожизненное местопребывание, «храм Божий», как говорит Павел.