Тайная доктрина. Том III

Опасность узнавания таких facsimiles, действительно, в последнее время угрожающе возросла. Она грозно витает в воздухе, нависая, как Дамоклов меч, над церковью со дней Вольтера, Дипи и других писателей по той же части. Открытия египтологов, нахождения ассирийских и вавилонских домоисеевых реликвий с легендой Моисея,[127] и в особенности многие рационалистические труды, опубликованные в Англии, например, «Supernatural Religion», сделали узнавания неизбежными. Отсюда и появление протестантских и римско-католических писателей, назначенных объяснить необъяснимое, примирить факт божественного откровения с той тайной, что божественные персонажи, обряды, догмы и символы христианства были так часто тождественны с персонажами, обрядами, символами, догмами нескольких великих языческих религий. Первые – протестантские защитники – пытались объяснить это на основании «пророческих предвещающих идей»; латинисты же, такие как де Мирвиль – путем изобретения двойного комплекта ангелов и богов; один – божественный и истинный, другой же, более ранний – «копии, опередившие оригиналы», результат ловкого плагиата Дьявола. Протестантская военная хитрость стара, но уловка католиков так стара, что о ней забыли и потому она как новая. «Monumental Christianity» и «A Miracle in Stone» д-ра Лунди относятся к попыткам первых. «Pneumatologie» де Мирвиля – ко вторым. В Индии и Китае каждая такая попытка со стороны шотландских и других миссионеров оканчивается хохотом и не приносит вреда; но план, придуманный иезуитами, более серьезный. Поэтому тома де Мирвиля имеют большое значение, так как они исходят из источника, который бесспорно имеет в своем распоряжении величайшую ученость века, усиленную всею хитростью и казуистикой, на какую только способны сыны Лойолы. Маркизу де Мирвилю, по-видимому, помогали проницательнейшие умы, находящиеся на услужении Рима.

Он начинает не только с признания справедливости всего вменяемого в вину Латинской церкви в отношении оригинальности ее догм, но как бы радуется в предвкушении заранее таких обвинений, ибо он указывает на все догмы христианства, как уже существовавшие в языческих ритуалах древности. Он пропускает целый пантеон языческих божеств и показывает в каждом что-нибудь, что придает ему сходство с персонажами Троицы и Марией. Едва ли найдется тайна, догма или ритуал Латинской церкви, которые не были бы показаны, как «пародированные Curvati» – «Изогнутыми», Дьяволами. И когда все это признано и объяснено – символоги должны бы замолчать. И так оно и произошло бы, если бы не было материалистических критиков, которые отрицают такое всемогущество Дьявола в этом мире. Ибо, если Рим признает эти подобия, то тем же он претендует на право суждения о том, где истинный и где ложный аватар, где настоящий и где ненастоящий Бог, где оригинал и где копия, хотя копия предшествовала оригиналу на многие тысячелетия.

Наш автор продолжает доказывать, что каждый раз, когда миссионеры пытаются обратить в свою веру идолопоклонника, им неизменно отвечают:

Мы имели своего Распятого раньше вас. Что вы хотите нам доказать? [128] Опять-таки, какая нам польза отрицать таинственную сторону этой копии под предлогом, что согласно Веберу все нынешние «Пураны» являются переделками более старых, так как здесь мы имеем в персонажах того же порядка положительное предшествование, которое никто никогда и не подумает оспаривать.[129]

И автор приводит примеры Будды, Кришны, Аполлона и т. д. Признав все это, автор избегает затруднения вот как:

Однако отцы церкви, которые узнавали свое собственное имущество под всеми такими овечьими шкурами... зная с помощью Евангелия... все уловки мнимых духов света; эти отцы, мы говорим, размысливши над решительными словами «все, кто когда-либо приходили до Меня, суть грабители» [Иоанн, X, 8], не усомнились в опознавании оккультной силы за работой, заранее заданного и сверхчеловеческого направления ко лжи, этого общего атрибута и окружения всех этих ложных богов народов; «omnes dii gentium daemonia (elilim)» [Псалтырь, XCV].[130]