Не прерывая поцелуя, Драко задрал выше подол платья Гермионы и жадно впился рукой в бедро девушки, вызывая тихий стон боли и наслаждения. Возможно, останутся синяки. Он гладил ее всю, забираясь под платье, трогая, сминая грудь, рыскал по телу, затрагивая самые сокровенные места девушки, и она позволяла, потому что так долго сама этого ждала. Сама хотела этого, хотела его. Но когда Драко хотел забраться в трусики, Гермиона попыталась сжать ноги, но была слишком близко прижата к нему, она попыталась убрать его руки, но он лишь обхватил их и завел за спину, продолжая целовать. Но руку все же переместил на грудь. Гермиона расслабилась, отдаваясь ощущениям.
Отстранившись от девушки, Драко взял ее подбородок и посмотрел прямо в глаза. Он что-то необъяснимое ощущал к ней, патологическую тягу, патологическое желание, чтобы была только его, ни с кем, никак, нигде. Перед глазами снова проплывали картины, будто она с Крамом зажимается. Драко сжал челюсти, желваки на скулах дернулись.
Ее взгляд был затуманен, красные от поцелуев губы были приоткрыты, будто призывая продолжить поцелуй, но Драко все еще грызла жгучая ревность и он не смог сдержаться:
- Перед ним ты также ноги успела раздвинуть перед тем, как прийти ко мне? - будто выплюнул гниль, сказал Драко.
Казалось, на Гермиону вылили ведро ледяной воды, сердце замерло и перестало биться. Она широко открыла глаза и, высвободив руку, размахнулась для пощёчины, но Драко был готов и перехватил руку. Гермиона начала вырываться, лягаться ногами, но была крепко зажата.
- Отпусти меня, ублюдок, - прошипела она в отчаянии. Как он мог? Вознести ее до такого состояния, а потом ударить об пол с высоты таких чувств. Откуда у него вообще такие мысли?! Как он смеет их озвучивать? Как он смеет ее оскорблять?
Малфой задумчиво смотрел на нее, все еще крепко держа. В его глазах читалось возбуждение, злость, помутнение. Как такой спектр эмоций уживался в одном человеке в один момент? Она пыталась вырваться, дергаясь в его руках, и он вдруг сам ослабил хватку. Гермиона соскочила с подоконника и убежала, на ходу смахивая слезы разочарования. Снова. Мерлин, неужели Малфой может приносить удовольствие только вместе с разочарованием?
***
С растрепанной прической, распухшими губами от поцелуев вернулась Гермиона в гостиную Гриффиндора. Она была сама не своя, пребывала в прострации от произошедшего с Малфоем под лестницей. Он был такой грубый, нежный, властный, уверенный… И злой. Гермиона не знала, сколько простояла под душем, приходя в себя. Она чувствовала себя разбитой и несчастной. Этот вечер принес ей столько боли, что лучше бы его не было.
Был уже второй час, когда она зашла в спальню девочек, мысленно радуясь, что в этот вечер все втихаря пили алкоголь и уснули крепким сном.
========== Глава 4. ==========
Темные облака, переходящие в тучи, все чаще собирались над замком, повествуя о затянувшейся осенней хандре. Ученики кутались в теплые свитера и мантии, а ветер, пронизывающий до костей, заставлял без надобности не выходить из школы, а проводить свободное время отсиживаясь в гостиных факультетов.
Казалось, хандра поздней осени поселилась не только в замке, но и в душе Гермионы: она редко улыбалась, а синяки под глазами от бессонных ночей прятала под заклинаниями гламура. Благо она была способной ученицей.
После злополучного Святочного бала прошел почти месяц. На следующий день ее зачарованное перо, подаренное Малфоем, вибрировало не переставая весь день и успокоилось только поздно ночью. Гермиона сначала спрятала его в сумку, но каждый раз оно напоминало о глубокой обиде, нанесенной подарившим, поэтому она спрятала его в чемодан, и закинула под кровать. Совсем выкинуть не решилась… Пока не могла.
Как и видеть Малфоя. На следующий день даже хотела пропустить завтрак, но Гарри не позволил ей, настояв, мол, ссора с другом не повод пренебрегать едой. Конечно он имел в виду Рона, который с ней не разговаривал. Гермиона переживала насчет него тоже, но Рон часто обижался то на Гарри, то на нее, и быстро отходил - тут все было понятно и предсказуемо.
Как не было с истинной причиной ее плохого настроения, сидящей за слизеринским столом. Ее одолевали противоречивые чувства: глубокая обида за такое оскорбление, что он посмел выставить ее шлюхой; пренебрежение ее чувствами к нему, ведь она только с ним позволила себе такое поведение; и злость, что он такой… такой Малфой. Она бы и хотела думать, что он всегда был к ней добр, а по злому относился только к чужим, но это был бы самообман. Он часто ее обижал, просто не в таких масштабах. Мог сказать что-то необдуманно, и она ему прощала, спускала с рук, думая, что он не со зла. Теперь же она отчасти винила и себя, что допустила такое отношение.
Но больше она такого не позволит. Их дружбе конец, ее чувства должны умереть прямо здесь и сейчас после вчерашнего инцидента, обещала она себе. Сердце разрывалось, но точку она решила поставить жирную.