Человека, открывшего нам дверь, я никогда не видел прежде, но узнал моментально — и мне показалось, будто, словно во сне, я проваливаюсь в тартарары. Краснолицый здоровяк с тяжелой челюстью и копной седых волос окинул нас быстрым взглядом, и его рот раскрылся маленьким аккуратным «о». С мальчишеской проворностью, удивлявшей в столь пожилом человеке, он скакнул к нам и затряс Фрэнсису руку.
— Ну наконец-то! Рыжий-бесстыжий собственной персоной! Как поживаешь, сынок? — произнес он гнусавым, раскатистым голосом — голосом Банни.
— Отлично, — ответил Фрэнсис, и я немного удивился теплоте его интонации и энергичности рукопожатия.
Мистер Коркоран обнял его могучей дланью и притянул поближе.
— Вот это мой парень, — обратился он ко мне и Софи, ероша Фрэнсису волосы. — У меня все братья такие, а среди моего собственного выводка ни одного толком рыжего нет. Поди разберись, в чем тут дело. Как тебя зовут, солнышко? — спросил он Софи, отпустив Фрэнсиса и протягивая ей руку.
— Софи Дирболд. Здравствуйте.
— Какая ж ты хорошенькая, просто прелесть. Правда, ребят? Вылитая тетя Джин.
— Вылитая кто? — после озадаченной паузы переспросила Софи.
— Ну как же, солнышко, твоя тетя. Сестра твоего папы. Очаровательная Джин Ликфолд из нашего клуба, прошлогодняя победительница женского турнира по гольфу.
— Нет-нет, сэр. Моя фамилия Дирболд.
— Дирфолд. Надо же, странно как. Никаких Дирфолдов я тут не знаю. Знавал, правда, одного Бридлоу, но это было, дай бог памяти, лет двадцать назад. Большими делами ворочал. Потом, говорят, облапошил партнера и прикарманил ни много ни мало пять миллионов.
— Вообще-то я не из этих мест.
— Не из этих?
Вздернув бровь, он склонил голову набок, чем снова мучительно напомнил мне Банни.
— Нет.
— Не из Шейди-Брук?
Казалось, он и представить не может такой казус.
— Нет-нет.
— Откуда ж ты, радость моя? Из Гринвича?
— Из Детройта.
— Господи помилуй, это ж надо, приехать из такой дали.
Помотав головой, Софи с улыбкой пустилась в разъяснения, как вдруг мистер Коркоран заключил ее в объятия и залился горючими слезами.
Нас сковал ужас. Ошарашенная Софи смотрела поверх его сотрясающегося плеча круглыми глазами, словно он ударил ее ножом.
— Милая моя, красавица, — запричитал он, уткнувшись ей в шею. — Как же мы теперь без него?
— Ну-ну, мистер Коркоран, успокойтесь.
Фрэнсис потянул его за рукав, но он никак не отреагировал.
— Мы так его любили, так любили. А он нас… и всех… и тебя тоже. Я тебе как на духу… Да ведь ты и так это знаешь, правда, радость моя?
— Мистер Коркоран. — Фрэнсис уже тряс его за плечи. — Мистер Коркоран!
Мистер Коркоран повернулся и с рыданиями повалился на Фрэнсиса.
Подбежав с другой стороны, я кое-как закинул его руку себе на шею. Колени у него подогнулись, и я чуть было не упал, но каким-то чудом нам с Фрэнсисом все же удалось удержать его на ногах. Сделав зигзаг в прихожей («Ох, черт, — донесся до меня потрясенный шепот Софи. — Вот так попали…»), мы завели его в гостиную и усадили в кресло.
Он продолжал плакать навзрыд. Я протянул руку, чтобы расстегнуть ему воротник, но он схватил меня за запястье.
— Его нет, — простонал он, глядя мне прямо в глаза. — Моего малыша больше нет.
Его безумный, беспомощный взгляд сотряс все мое существо. Я словно бы врезался на полной скорости в кирпичную стену. Внезапно — и на самом деле только сейчас — на меня обрушилась горькая правда: мы совершили страшное, необратимое зло. Я бессильно отпустил воротничок. Мне хотелось одного — умереть.
— Боже мой, — забормотал я. — Боже, помоги мне, боже, я так сожалею…
Рядом мелькнуло белое как мел лицо Фрэнсиса, и в тот же момент я получил пинок по лодыжке.
В глазах вспыхнул и рассыпался искорками столб света. Зажмурившись, я схватился за спинку кресла. В такт ритмичным всхлипам, отдававшимся в голове ударами молота, под веками пульсировали красные круги.
Вдруг всхлипы прекратились, словно кто-то дернул рубильник. Я осторожно приоткрыл глаза. Мистер Коркоран — слезы еще катились по багровым щекам, но в остальном он, кажется, вполне успокоился — с любопытством созерцал щенка спаниеля, который украдкой грыз его туфлю.
— Дженни, — сурово прикрикнул он. — Скверная собачка. Разве мама не отправила тебя гулять?
Он сгреб отчаянно барахтавшегося щенка и, сюсюкая, вынес в прихожую.
— Давай-давай, — раздался его беспечный голос. — Брысь отсюда.
Скрипнула дверь. Секунду спустя он возник на пороге с сияющей улыбкой: лучший в мире папа с рекламного плаката.
— Ну что, ребятки, как насчет пивка?
Никто не ответил — мы еще не оправились после недавней сцены. Меня била крупная дрожь, кровь стучала в висках, я не мог оторвать взгляд от его довольного лица.
— Ну, так чего? — заговорщицки подмигнув, спросил он. — Неужто тут все трезвенники?
В конце концов Фрэнсис, кашлянув, выдавил:
— Пожалуй, не откажусь.
Снова молчание.
— Я тоже, — обронила Софи.
— Для ровного счета? — подняв три пальца, бодро спросил меня мистер Коркоран.