Тайная история

Земля вырастала из тумана, зловещая, темная и необъятная. Она казалась не такой живой, как текучий бело-серый туман, но это было поистине желанное зрелище.

Кельсер издал долгий вздох облегчения. Последние недели выдались особенно трудными. При мысли, что придется еще бежать, становилось тошно, от одиночества в текучем тумане мерещились призраки, в безжизненном ничто вокруг слышались голоса.

Он уже не тот человек, что покинул Лютадель. Кельсер воткнул в землю посох, который позаимствовал с тела мертвого беженца из реального мира. Он упросил посох вернуться к жизни, пообещав новый дом и нового хозяина. Так же он поступил с плащом, который теперь окутывал его плечи, потрепанный по краям, почти как плащ рожденного туманом.

Мешок он тоже сменил, взяв новый из заброшенной лавки. У этого мешка никогда не было хозяина, и он считал своим предназначением лежать на полке и служить предметом восхищения. Тем не менее попутчик из него вышел отличный.

Усевшись, Кельсер отставил в сторону посох, залез в мешок и пересчитал туго свернутые клубки тумана. На этот раз ни один не исчез — вот и хорошо. Если предмет находили или, того хуже, уничтожали в физической реальности, его идентичность менялась и дух возвращался в то место, где находилось тело.

Лучше всего были брошенные предметы. Ими долгое время пользовались, поэтому они имели сильную идентичность, но в физической реальности о них больше никто не заботился. Кельсер вынул из мешка клубок тумана, который был костром, развернул его и окунулся в тепло. Костер начал изнашиваться, в поленьях появились туманные дырки. Кельсер предполагал, что унес костер слишком далеко от изначального местоположения, и расстояние пагубно на нем сказывается.

Он достал и развернул еще один клубок тумана — кожаный бурдюк — и сделал большой глоток. Вода не приносила реальной пользы: она исчезала вскоре после того, как вытекала из бурдюка, да и Кельсер не нуждался в питье.

Но он все равно пил. Вода приятно освежала губы и горло. И Кельсер мог делать вид, что жив.

Кельсер сидел на склоне холма рядом с душой костра, потягивая призрачную воду и обозревая новый рубеж. Тот миг, что он пережил в реальности богов, тот момент вне времени превратился в далекое воспоминание… Впрочем, если честно, он стал казаться далеким, как только Кельсер из него выпал. Потрясающие связи и простирающиеся в вечность озарения тут же истаяли, как туман под утренним солнцем.

Ему нужно было добраться сюда. А что дальше… он понятия не имел. Где-то здесь есть люди, но как их найти? И что делать, когда он их обнаружит?

«Мне нужно то, что у них есть, — подумал Кельсер, снова глотнув из бурдюка. — Но они мне это не отдадут». Сомневаться не приходится. Но что это такое? Знания? Как обмануть тех, кто, скорее всего, даже не говорит на твоем языке?

— Мутный? — позвал Кельсер для проверки. — Охранитель, ты здесь?

Нет ответа. Вздохнув, Кельсер убрал бурдюк в мешок и посмотрел через плечо туда, откуда пришел.

И тут же вскочил на ноги, выдернул из ножен на боку нож и крутанулся так, чтобы оказаться по другую сторону костра от закутанной в мантию фигуры с огненно-рыжими волосами. Человек приветливо улыбался, но Кельсер заметил у него под кожей шипы. Тысячи паучьих лап пробивались сквозь кожу, отчего она беспорядочно морщилась.

Марионетка Разрушителя. Существо, которое тот создал и спустил на Вин.

— Привет, Кельсер, — сказал Разрушитель губами марионетки. — Мой собрат недоступен. Но, если хочешь, я передам ему твои просьбы.

— Не подходи. — Кельсер размахнулся ножом, инстинктивно потянувшись к металлам, которые больше не мог поджигать. Проклятье, как этого недоставало.

— О, Кельсер, — сказал Разрушитель. — Не подходить? Я вокруг тебя — воздух, которым ты якобы дышишь, земля под твоими ногами. Я в этом ноже и в самой твоей душе. Как же мне «не подходить»?

— Можешь говорить что угодно, но ты мной не владеешь. Я не твой.

— Почему ты так сопротивляешься? — спросил Разрушитель, вышагивая вокруг костра.

Кельсер двинулся в противоположном направлении, сохраняя дистанцию.

— О, даже не знаю. Возможно, потому, что ты злая сила разрушения и боли.

Разрушитель дернулся, будто оскорбившись.

— А вот это излишне! — Он развел руками. — Смерть — не зло, Кельсер. Смерть — необходимость. Завод любых часов должен истечь, любой день — закончиться. Без меня нет и никогда не могло быть жизни. Жизнь — это изменение, и я представляю это изменение.

— И теперь ты хочешь с ней покончить.

— Это был мой дар. — Разрушитель протянул к нему руку. — Жизнь. Чудесная, прекрасная жизнь. Радость новорожденного, гордость родителя, удовлетворение от проделанной работы. Все это от меня. Но с этим покончено, Кельсер. Эта планета — отживший свое старик, испускающий последние вздохи. Дать отдохновение, которое ему требуется, — не зло, а милосердие.

Кельсер посмотрел на руку Разрушителя: под кожей проступали острые кончики паучьих лап.