Тайная история американской империи

«Да, так куда она ушла?» — при этом я энергично воспроизвел руками и плечами вопросительный жест, который, как я полагал, должен был быть понятен любому человеку.

Официант исправно скопировал мою нехитрую пантомиму и с идиотской улыбкой повторил мои слова: «Так куда она ушла?»

«Да, — подтвердил я. — Так куда?»

«Да, так куда», — вновь как попугай повторил он. Затем вопросительно пожал плечами, и на его лице расплылась загадочная улыбка чеширского кота из «Алисы в Стране чудес». Решив усилить впечатление, официант щелкнул пальцами и сказал: «Да». Ему, видите ли, было смешно.

Мне не оставалось ничего другого, как подавить тяжелый вздох и смириться с полным провалом моей теории о всезнайстве официантов при гостиничных бассейнах.

«Сэндвич с тунцом и кружку Bintang Bara?» — озвучил бармен мой всегдашний заказ.

Вздохнув, я лишь кивнул ему в ответ. Довольный достигнутым наконец пониманием, он рысью удалился.

Тем временем наступило четыре часа пополудни — время, когда к прелестной незнакомке всегда присоединялся ее спутник, — потом полпятого, пять. Однако ни она, ни он так и не появились. До крайности разочарованный, я поплелся в свой номер, принял душ, оделся и вышел. Я ощущал непреодолимое желание вырваться из отеля. Мне казалось, что, окунувшись в атмосферу города, я немного отвлекусь и развеюсь.

2 Обирающий прокаженных

Стоял жаркий душный вечер, какие в Джакарте не редкость. Небо было сплошь заложено грозовыми тучами, угрожавшими каждую минуту пролиться обильным ливнем. Окунувшись в липкую духоту, я с интересом озирался — до этого мое пребывание на улице ограничивалось временем, необходимым для того, чтобы дойти до стоянки перед отелем, где я садился в закрепленный за мною джип, или вернуться в номер. Теперь же с непривычки к сутолоке оживленной улицы я первым делом чуть не попал под колеса бечака — трехколесного экипажа велорикши.

Я часто и много ездил по городу на служебном автомобиле, направляясь на деловые встречи, всегда с интересом разглядывал небольшие ящикообразные пассажирские кабины бечаков, разрисованные всеми цветами радуги, и находил их весьма колоритными. Это утверждало меня в мысли, что Индонезия — страна одаренных умельцев. Теперь же, терзаемый собственными переживаниями, я смотрел на них другими глазами.

Я вдруг заметил, что велорикша, чуть не сбивший меня, и его собратья по профессии — одетые в лохмотья бедняки, которые отчаянно конкурируют друг с другом за клиентов. Оглушая звоном колокольчиков, велорикши устремились ко мне в надежде привлечь к себе внимание. Опасаясь, что они и в самом деле меня собьют, я отступил на дальний край тротуара, вплотную приблизившись к темной и мрачной, как деготь, сточной канаве, забитой отбросами и издающей отчетливый запах мочи.

Присмотревшись, я заметил, что канава круто сбегает вниз, к одному из тех многочисленных каналов, которые построили еще в давние времена колонизаторы-голландцы. Вода в канале была стоячая, покрытая вязкой пленкой мерзкого зеленого оттенка, который ассоциируется с гниением и распадом; вонь от нее поднималась непередаваемая.

Глядя на эти застойные воды, я подумал, как нелепо, что такой изобретательный народ, как голландцы, сумевшие превратить топкие прибрежные земли у себя на родине в тучные пастбища, задались целью воспроизвести в этих широтах свой любимый Амстердам с его каналами. Здешний, джакартский канал был переполнен мусором и нечистотами.

Я даже почувствовал, что эти два элемента дренажной системы, канава и канал, различаются по запахам. Если сточная канава издавала стойкий «аромат», в котором кисловатый душок гниющих фруктов смешивался со стойким запахом мочи, то от канала шел более густой тягучий смрад, в котором преобладали невыносимая вонь человеческих экскрементов и миазмы гниения.

Я медленно пошел вдоль улицы, временами уворачиваясь от бечаков, снующих по краям проезжей части. Середина улицы была наводнена автомобилями и мотоциклами. Тут и там слышались пронзительные вопли клаксонов, чихали неисправные моторы, визжали тормоза, перекрывая остальной шум, ревели лишенные глушителей двигатели. Над разогретым асфальтом проезжей части улицы поднималась едкая вонь не до конца выгоревшего бензина, а над тротуаром во влажном воздухе висели клубы выхлопных газов. Весь этот уличный ад своим шумом и вонью начинал физически давить на меня.

Чувствуя себя окончательно разбитым, я на минуту остановился, чтобы перевести дух. Вдруг страшно захотелось, бросив свои дурацкие поиски, вернуться в тишину и благодать отеля. Но я собрал волю в кулак и напомнил себе, как многие недели жил в самой глуши амазонских джунглей, а потом еще в глинобитных хижинах крестьян на склонах Анд. Мне припомнились эти простые, неприхотливые, задавленные постоянной нищетой люди, чей дневной рацион ограничивался несколькими клубнями картофеля и горсткой бобов. Говоря о своих детях, они всегда упоминали не только живых, но и умерших, причем первых зачастую бывало куда меньше, чем вторых.