Тайная история американской империи

Казалось бы, в таких местах, как Дубай, корпоратократия может праздновать победу на этом глобальном референдуме. Но достаточно переключить телевизор на канал, транслирующий новости из Ирана, Ирака, Египта, Ливана, Израиля, Сирии, и вы поймете, что Дубай — это скорее исключение, мираж в пустыне. По мере того как мир приближается к концу первого десятилетия нового века, становится яснее, что корпоратократия столкнула нас в бездну исторического масштаба.

Нигде в мире это не ощущается с такой остротой, как в Африке.

Часть IV Африка

41 Современные конкистадоры

«Если ты, парень, когда-нибудь вздумаешь завести детей и захочешь, чтобы они жили в достатке, вылези из кожи вон, но добейся, чтобы мы получили контроль над Африкой». Это наставление Джорджа Рича позволяло мне жить в мире с собственной совестью и терпимо относиться к присутствию американских консультантов, с которыми мне пришлось жить под одной крышей летом 1974 года, в период работы в Александрии.

Тень могущественного Рича, казалось, незримо сопровождала меня во время экскурсии из Каира в Гизу, к знаменитым пирамидам, теперь же она чуть ли не явственно просматривалась за спиной египетского чиновника, который обращался к нам речью. Он стоял во главе массивного, сделанного из кедра обеденного стола, неуместно большого для элегантной гостиной арендованного нами, американскими консультантами, александрийского особняка.

Из-за своих гигантских размеров он воспринимался как осколок роскоши былых времен, хотя, может статься, и предзнаменованием грядущего. Особняк построил удачливый английский коммерсант, сколотивший состояние на торговле слоновой костью, мумиями и всевозможными диковинными артефактами из древних египетских гробниц, которые пополняли музейные коллекции Европы.

«История свидетельствует, что Египет — это голова собаки, туловище которой — вся остальная Африка», — напыщенно произнес чиновник, расцветая самодовольной ухмылкой. Он обвел глазами всю нашу компанию, расположившуюся за столом, — нас, десятерых американцев, прибывших в Египет для разработки проектов водоснабжения, канализации и прочих инфраструктурных систем. Затем тяжело грохнул кулаком по столу. «Сделайте так, чтобы у нашего президента, досточтимого Анвара Садата, был достойный повод раскрыть объятия Америке, и нашему примеру последует вся Африка. Даешь миру капитализм!» После небольшой паузы он подал знак официанту накрывать на стол.

«Мы — словно конница, — пробормотал сквозь зубы инженер из Колорадо, — которая спешит на помощь осажденному форту».

«Лишь бы не отряд Кастера»[41], — задумчиво ответил кто-то, и все засмеялись.

Попытки убедить себя, что Египет — это ключевое звено, потянув за которое мы придадим импульс развитию всей остальной Африки, стали нашим ежевечерним экзерсисом. Мы, американские консультанты, очень гордились своей искушенностью и мастерством переводить все что угодно на язык цифр, низводить сложнейшие проблемы до простой статистики, обобщенной в таблицах и выраженной в виде графиков и диаграмм.

Некоторые участники нашей группы имели степень доктора философии (Ph. D.), другие были обладателями уважаемых ученых званий, и лишь я выбивался из общего ряда со своей скромной степенью бакалавра — правда, у меня хватало ума помалкивать, когда затрагивалась эта тема.

Вообще же, все мы как люди, привыкшие руководствоваться доводами разума — что вообще-то свойственно экспертам по экономическому развитию, — располагали достаточным объемом данных, подтверждающих то, во что нам так отчаянно хотелось верить, и убедить себя, что здесь, в Александрии, мы делаем великое дело, приближая наступление новой эпохи для всех африканских стран, благодаря чему уже к началу следующего тысячелетия их нынешние болезненные проблемы останутся в прошлом.

Для большинства участников нашей группы это не выглядело столь уж трудной задачей. Имея перед глазами опыт прежних империй, они, как современные конкистадоры, возложили на себя миссию трансформировать «заблудшие» общества, превратив в некое подобие их собственного. Дикари и варвары могли заслужить спасение, только приняв католическую веру или — учитывая современные реалии — только вступив на путь демократии; только склонившись перед просвещенной властью Цезаря или правителя, а в нынешние времена — президента США.

Хотя я изо всех сил старался приспособиться, но все больше ощущал себя изгоем. За четыре года работы в MAIN я стал еще циничнее. Едва заслышав высокопарные фразы о нашей миссии в Индонезии, Иране, Колумбии или Египте, я тут же распознавал в них религиозный подтекст, знакомый мне еще с детства по речам нью-хэмпширских кальвинистов.