Я рассказывал, что населяющие эти места племена шуаров еще в давние времена избрали для себя стезю воинов и охотников за черепами, поскольку их верования допускали убийство. Это считалось естественным путем регулирования численности населения и поддержания природного равновесия. В противном случае, при чрезмерном увеличении числа жителей, хрупкий баланс в природе мог нарушиться, а это грозило уничтожением многих форм жизни. Получалось, что божество шуаров велело им нести ответственность за равновесие, «выпалывая свои собственные сады», иными словами, убивая врагов из соседних племен.
Мой рассказ, по всей видимости, произвел глубокое впечатление на Его Святейшество. Он заметил, что хотя и не одобряет насилия, все же мир возможен только тогда, когда мы станем проявлять истинное сострадание ко всему живому, ко всем чувствующим существам, и примем на себя личную и коллективную ответственность за них и за судьбу планеты.
Далай-лама справедливо заметил, что экономическое развитие зачастую приводит к уничтожению многих форм жизни и создает дисбаланс, еще больше обогащая богатых и обедняя тех, кто и без того беден. Мы долго говорили о том, как важно нести в мир сострадание и действовать, а не только говорить или ждать, что все изменится само собой.
По окончании перелета далай-лама пригласил нас посетить его индийскую резиденцию в Дхармасале. Сердечно прощаясь с нами, Его Святейшество сказал нечто, прозвучавшее крайне необычно в устах признанного лидера духовного движения: «Не становитесь буддистом. Миру и без того хватает буддистов. Лучше принесите миру сострадание. Люди очень нуждаются в сострадании».
Эти слова вновь и вновь приходили на память, пока я сидел на скамейке в городе Цетанге, сжимая в руках фотографию лидера буддистов. Я и на миг не мог представить, чтобы подобную вещь сказал папа римский. Или политический лидер Китая. Или президент Соединенных Штатов. Эти слова звучали отрицанием самой идеи проповедничества, равно как и любых форм империализма.
Глядя на изображение далай-ламы, размышляя над его упорным стремлением не дать своим единоверцам примкнуть к порочному кругу насилия, который запятнает и будущие поколения, я, как никогда раньше, ощутил собственное несовершенство. Я всегда испытывал ненависть по отношению к Китаю. Здесь же, в городе, который олицетворял собой всю жестокость колониальных империй, я впервые понял, что одного моего гнева недостаточно.
Я поклялся отныне и вовек посвятить все отпущенные мне дни тому, чтобы изменить порядок вещей в мире. Я буду писать и выступать, убеждать и разъяснять, насколько пагубен для человечества мир, построенный на насилии, эксплуатации, страхе.
Я буду неустанно искать новые решения, вдохновлять людей на конкретные действия. В то же время я понимал, что мне еще много предстоит работать и над собственными воззрениями — ведь недостаточно просто заменить одну империю другой, нельзя бороться со страхом при помощи еще большего страха. Мы должны, мы просто обязаны разорвать порочный круг насилия.
12
Биологические императивы
Наша группа путешествовала по дорогам Тибета на восьми внедорожниках Toyota Land Cruiser. Когда наш моторизованный караван проезжал мимо тибетских крестьян, еле тащившихся c огромными тюками на плечах, я не мог избавиться от мысли, что по сравнению с этими беднягами мы в своих больших мощных машинах могли бы считать себя высшими существами, подобно избранному народу. Во время технической остановки на высокогорном перевале я подошел к группе своих спутников и в шутку заметил, что тибетским кочевникам мы должны казаться не менее чем королевским кортежем.
«Да вы что, смеетесь? — проворчал один из мужчин. — Какой там королевский? Адская мука, да и только. Машины-то мы достали, это верно, но посмотрите повнимательнее. В нашей водитель все время мучается с передачами: стоит начать переключаться, как коробка жутко скрежещет. А у первой машины все время подтекает бензин. Или вот этот, который следует прямо за нами, — тут он указал на клубы пыли, поднятые последним подъезжающим внедорожником. — Я вообще не понимаю, как он еще едет — видите, постоянно отстает? Не думаю, что члены королевской семьи терпели бы все это».
В его словах была доля здравого смысла. Действительно, по американским меркам путешествие было не из приятных. Машины с трудом пробирались по тому, что осталось от древнего шелкового пути. Часто и дороги-то как таковой не было, и машины с трудом ползли по высохшим руслам рек, то и дело проваливаясь в колдобины и ямы.
Кроме того, и на людях, и на механизмах сказывались последствия высоты — сильно разреженный воздух давал о себе знать, заставлял задыхаться людей и захлебываться и без того не слишком хорошо отлаженные моторы. На одном из привалов нас атаковали полчища кусачих мошек. Зато от красоты и величественности горных пейзажей захватывало дух, а на ночевках мы всегда могли рассчитывать на приличную еду и чистую постель.